Рур: долго, планомерно, в согласии

Судьба угольных регионов в ФРГ, в федеральной земле Северный Рейн – Вестфалия, по праву считается классическим кейсом масштабной и целенаправленной трансформации громадной монозависимой территории. Долина реки Рур и города на реке Эмшер веками были средоточием сначала горнодобывающей, а затем и металлургической промышленности Западной Германии. И отцы, и деды здешних бюргеров добывали уголь и плавили сталь десятилетиями, и иной доли для себя и своих детей и внуков не видели. Шахтерское приветствие «Gluckauf!» здесь даже стало мемом: из варианта «привет шахтерам!» оно превратилось во что-то вроде «Встретимся в аду!».

В XIX веке уголь и сталь из Рурской области обеспечили индустриальную и военную мощь Германской империи, а после Второй мировой войны – стали основой возрождения западной части разделенного стеной государства. Более того, после создания в 1952 году общими усилиями ФРГ, Франции, Италии и странами Бенилюкса Европейского объединения угля и стали, а также переориентацией этих индустрий с войны на мирные рельсы, стартовал процесс экономической интеграции Европы. Такая вот ирония истории – то, что когда-то лежало в основе военного превосходства одной нации над другими, стало базисом для формирования единого ЕС.

Но, как ни странно, примерно в те же годы начался и закат этих отраслей. В результате которого последнюю шахту в Бельгии закрыли еще в 1992 году, во Франции – в 2004-м, а в Великобритании – в 2015-м. В декабре 2018 года в бывшем шахтерском городе Ботропе закрылась и последняя угольная шахта в Германии – Prosper Haniel. С тех пор добыча каменного угля в этой стране окончательно прекратилась (необходимые объемы для работы ТЭС с тех пор импортируются, причем в основном из России); осталась лишь добыча бурого угля открытым способом в карьерах и разрезах. При этом в долгосрочной перспективе Германии намерена вообще полностью отказаться от угля – пока что час икс для этого топлива назначен на 2030 год.

Несмотря на то, что эта цель красиво вписана в климатическую политику главной страны ЕС, в этом решении, принятом далеко не вчера, первична экономика: каменный уголь из Рура терял свою конкурентоспособность в течение полувека, проигрывая конкуренцию как другим энергоносителям (газу и атому), так и менее дорогому импорту из стран с более дешевой рабочей силой, низкими стандартами техники безопасности и открытой добычей. Количество шахт в Руре за 50 лет, с 1956 по 2006 годы, сократилось со 141 до шести, количество рабочих на них – с 470 тыс. до 28 тыс. По данным Deutsche Welle, до прошлого года в Германии работали оставшиеся две шахты, около 4,5 тыс. шахтеров добывали из них порядка 4 млн тонн каменного угля в год.

На этом фоне диагноз, который специалисты, да и сами жители ставили Рурской области, был удручающим: «Рост городов и отсутствие открытого пространства для отдыха; обширные заброшенные участки и отвалы; рассечение селитебного и ландшафтного пространства автомобильными и железными дорогами и наземными коммуникациями». У земель, которые окружают индустриальный Рур, не оставалось шансов остаться пригодными хотя бы просто для проживания. Заводы дымили, шахты пылили, а воды и земли в округе становились все грязнее и грязнее. 

Ситуация требовала исправления. В основу подхода немецких властей легла растянутая по времени трансформация и бюджетные затраты в объеме порядка 200 млрд евро. «Опыт Германии показывает, что с помощью государственных субсидий сворачивание отрасли можно растянуть на многие десятилетия. Преимущество немецкого подхода в том, что он социально ответственный, гуманный по отношению к представителям отмирающей профессии – шахтерам, и направлен на предотвращение острых внутриполитических конфликтов. Во всяком случае, Германия не знала таких отчаянных шахтерских забастовок, как, например, Великобритания», - отмечала в своей публикации Deutsche Welle. 

За более чем половину века в Германии наработан реальный опыт масштабной трансформации угольных моногородов и огромного региона, который, в силу своей социальной ориентированности, очень любят изучать в России – с понятными оговорками на реалии того же Кузбасса и, скажем так, наше отношение к чересчур долгосрочным проектам. Что же лежало в основе немецкого достижения?

Слагаемые успеха

Прежде всего, ставка на образование. Еще в 1950-е годы в Северном Рейне – Вестфалии было открыто шесть университетов (потом их стало еще больше)! Согласно статистике, если в 1956 году в них обучалось 1,5 тыс. студентов, то в 2006 году – 152 тыс.! Только в Университете прикладных наук в том самом Ботропе сегодня – порядка 6 тыс. будущих инженеров и экономистов; столько же студентов, например, в престижном по меркам России Новосибирском госуниверситете.

Чтобы оценить масштаб тех решений, представьте, что Кемеровский госуниверситет вместо опорного в одночасье становится федеральным, а в довесок к этому проливной дождь федерального финансирования проливается на КузГТУ в том же Кемерово и СибГИУ в Новокузнецке. «Вузы должны были создать для местной молодежи новые возможности по устройству своей судьбы, а также привлечь в регион тех, кто раньше ни под каким условием не поехал бы в край угля и стали. Новые полюса притяжения играли ключевую роль в формировании новой среды», - рассказывал в своей статье «Слезы на глазах шахтеров» московский журналист Стас Кувалдин.

И это сработало, но, конечно, не сразу: в 1987 году, когда концерн Krupp закрыл сталелитейный завод в Райнхаузене, районе Дуйсбурга, и, несмотря на протесты и широкое освещение в СМИ, без работы в одночасье осталось 20 тыс. человек, именно университеты помогли всему региону избежать реальной социальной катастрофы. В 1989 году совместными усилиями был разработан и согласован со всеми заинтересованными сторонами – от жителей до бизнеса – план развития «Эмшер парк», в основе которого лежала вторая составляющая будущего успеха – общественный договор. Основными целями «большого» проекта было экологическое и социокультурное восстановление территории. За десять лет было завершено более 120 проектов с общим объемом инвестиций 2,5 млрд евро. 

«Однажды люди на Руре и Рейне просто взяли и решили для себя – шахт здесь больше не будет! И начали последовательно сокращать производство. Одновременно проводя рекультивацию и очистку земель. За тридцать-сорок лет, решили немцы, можно было бы неспешно, точечно и аккуратно закрыть нерентабельные шахты, погасить сталелитейные заводы, не создавая при этом социальной напряженности и не устраивая революций. И перейти к чему-то новому, более современному: IT, инновационным старт-апам, образовательным проектам и даже, вы не поверите, культуре… Было просто? Нет, но именно согласие очень облегчило задачу», - отмечал в статье для «Кислород.ЛАЙФ» журналист из Кузбасса Дмитрий Уваров. 

В рамках этого плана уже в 1980-е в Северном Рейне – Вестфалии чуть не впервые в Европе стали открывать бизнес-инкубаторы и технопарки, куда власти усиленно завлекали (в том числе с помощью различных средств господдержки) инициативных жителей – бывших работников шахт и заводов. Не стоит думать, что все, задрав штаны, побежали за комсомолом. «Самым сложным было перестроить менталитет жителей̆ региона. То есть, идейно-ценностная сторона процесса требует много усилий, специальных и регулярных PR-действий, особых методов проектирования и т.п. Об этом нужно помнить инициаторам схожих проектов, в том числе в России», - отмечала по этому поводу в своей статье профессор УрФУ, доктор философских наук Татьяна Быстрова. 

Тем не менее, десятилетия планомерных усилий принесли настоящие плоды успеха. Наиболее ярко это проявились в Дортмунде. Некогда центр сталелитейного производства переформатировался в центр IT-индустрии, и сейчас лидирует среди городов Германии по числу IT-компаний: 225 зарегистрированы в технопарке, открытом на территории, которую когда-то занимал сталелитейный завод Krupp. А Ботроп, в котором закрытая в декабре прошлого года шахта десятилетиями оставалась градообразующим и чуть ли не единственным крупным работодателем, еще в начале 1990-х сделал ставку на малый и средний бизнес. Идея была проста, как апельсин – если разом закроется промышленный гигант, мало никому не покажется. А если «схлопнется» небольшая компания, одна из сотен или тысяч – это может остаться и незамеченным.

По данным Deutsche Welle, ставка «оказалась успешной»: «Уровень безработицы в городе составляет около 6% – это один из самых низких показателей в Рурской области. В соседнем Гельзенкирхене, к примеру, безработных вдвое больше. В отличие от других городов региона, количество жителей Ботропа не только не уменьшается, а даже немного увеличивается». Сегодня Ботроп ежегодно посещает около 3 млн туристов, многие – на выходные: для них построен комплекс «Альпин-центр» с самым длинным в мире крытым лыжным спуском длиной 640 метров, парк аттракционов Movie Park и другие объекты индустрии развлечений. 

В декабре 2007 году 35 городов и три округа земли представили «Концепцию Рур» — проект устойчивого городского и регионального развития всей̆ Рурской области. Она была основана на «ruhrbasics», пяти ведущих принципах, и включала 274 проекта с общим объемом инвестиций 6 млрд евро. Кстати, рекультивация загрязненных тяжелыми производствами территорий, а также переформатирование созданных для других целей инфраструктур (от цехов до оборудования) также помогла создать массу новых рабочих мест. Только на очищение и восстановление водных путей – 70 км реки Эмшер и 250 км речек и ручьев – из земельного бюджета было выделено 700 млн евро. А созданный ландшафный парк Эмшер стал в итоге «зеленым коридором» между семью городами в районе Рура с общим населением 2,5 млн человек.

«Парк состоит из регенерированных территорий горной добычи, леса и рекреационных зон. Конкретные проекты разного масштаба преследовали самые разные цели, от работы с заброшенными землями до простого высаживания деревьев. На месте промышленных объектов было создано 22 технологических, научных, музейных, культурных площадки, связанных территорией парка Эмшер и семью зелеными «коридорами»», - отмечалось в статье Татьяны Быстровой. Интересно, что старые фабрики и заводы не сносили под корень: теперь они становятся объектами туристической индустрии – туда водят экскурсии. В целом, угольная и металлургическая история Рура не стирается и не зачеркивается, а становится основной для формирования образа «светлого будущего». Например, коксовый завод в Дуйсбурге выкупила IKEA, открыв в нем в 2005 году магазин. И это один из уроков, который в России не мешало бы изучить поглубже.

А теперь и климат

В последние десятилетия трансформация ускорилась за счет климатической повестки. Еще в 2013 году правительство земли приняло первый в истории Германии региональный закон о мерах по борьбе с глобальным потеплением. Прописанные в плане реализации закона цели соответствуют национальным: к 2050 году Северный Рейн-Вестфалия, на которую приходится порядка трети всей эмиссии СО2 в ФРГ, планирует снизить свои выбросы парниковых газов минимум на 80% относительно 1990 года. Для достижения этого показателя прописан целый комплекс мер – от развития ВИЭ, в том числе в теплоснабжении, до повышения энергоэффективности зданий и внедрения «зеленых» решений в промышленности. 

Кстати, о полном сворачивании крупной индустрии речи здесь никто не ведет – привет отечественным эко-активистам, мечтающим очистить российские просторы от всех дымовых труб и производственных корпусов. «Северный Рейн-Вестфалия – регион тяжелой промышленности. Мы не можем и не собираемся избавляться от нее. Индустрия – источник инвестиций в новые технологии, которые позволят промышленности продолжать работу в новых условиях, снижая выбросы. Вряд ли мы хотим закупать сталь в Китае», - отмечал в интервью проекту «+1» немецкий «зеленый» Йоханнес Реммель, с 2010 по 2017 годы возглавлявший Министерство защиты климата, окружающей среды, сельского хозяйства и прав потребителей федеральной земли. 

«Для фактической перестройки действующих технологических процессов потребуются миллиарды…Впрочем, особенность Рура заключается в том, что ему не нужно бороться за привлечение внешних инвестиций. Деньги есть в регионе, у промышленных концернов, - самый известный из них – это Thyssen Krupp, - которые когда-то превратили Рур в важнейший технологический центр мира, и у крупных энергетических компаний, таких как E.ОN, старая генерация которых связана с углем», - отмечал в своей статье Стас Кувалдин. 

Два года назад вода реки Рур, некогда загрязненная промышленными стоками до состояния сточной канавы, была признана соответствующей нормам ЕС для купания. Эссен, когда-то один из основных металлургических центров, был объявлен «зеленой» столицей ЕС – и это стало итогом многолетней и большой работы, а не просто красивым фантиком. К 2025 году в городе планируется создать 20 тыс. «зеленых» рабочих мест – в два раза больше, чем сегодня. В целом трансформацию долины Рура в Германии действительно можно считать классическим примером успешной региональной модернизации – у которой были экономические предпосылки, общественный договор между властями, бизнесом и населением, и понимание, что процесс не будет быстрым, а успех не наступит «по щучьему веленью». 

«Несмотря на общественный договор, долговременность всех процессов и широчайшую поддержку властей, у угольной трансформации в Германии есть и обратная сторона. Прежде всего, трансформация еще продолжается – и сможет завершиться, вероятно, лишь тогда, когда инвестиции в регион создадут достаточно новых рабочих мест. К сожалению, уровень безработицы в районе Рура сейчас превышает 10%. Это признают все, хотя и неохотно. Падает исторический престиж этих мест. Программисты и стартаперы пока, по признанию немецкой стороны, не особенно спешат занять места цехов и штреков. Есть и другие минусы, но они, конечно, не меняют главной картины», - отмечал в своей статье для «Кислород.ЛАЙФ» журналист из Кузбасса Дмитрий Уваров. 

«Успех Эмшер парка – символа новой̆ экономики городов Рурской области (некогда центра угольной̆ и сталелитейной̆ промышленности всей Европы) – объясняется следующими факторами: инициаторами и исполнителями многочисленных проектов становились коммерческие компании, некоммерческие организации, а также жители региона, самостоятельно привлекавшие необходимые ресурсы. Государству досталась преимущественно координирующая роль. Учитывая российскую и сибирскую специфику, отметим, что применение лучших зарубежных практик управления развитием старопромышленных территорий возможно лишь в ограниченном объеме. Если за рубежом неотъемлемым элементом каждой̆ стратегии становится реализация транспортных, жилищных и экологических проектов, направленных на повышение качества жизни в городе, то в России основное внимание уделяется перспективам деятельности градообразующих предприятий, их инвестиционным планам, социальной̆ ответственности, обязательствам по диверсификации производства или же их консервации», - отмечали в своем исследовании «Модели ревитализации старопромышленных городов: сибирские кейсы» ученые Ольга Тарасова и Вера Руднева из институтов СО РАН.