Как в Норильске строили «Надежду»?

Историю Надеждинского металлургического завода (НМЗ) можно отсчитывать от 1956 года, когда экономический профиль Норильского промышленного района (НПР) после закрытия лагерей и перехода на «обычную» плановую экономику изменился кардинально. Производство на комбинате враз перестало быть рентабельным. Да, «вольная» экономика разительно отличалась от экономики ГУЛАГа! Новому, свободному составу Норильска, в отличие от зеков, нужно было хорошо платить, обеспечивать по совсем другим нормативам спецодеждой и техникой, предоставлять отпуска. Кроме того, новобранцы, в отличие от заключенных, требовали других социальных условий. Им нужны были не только детские сады и поликлиники, но и спортивные залы, дворцы культуры, кинотеатры, библиотеки и еще множество объектов соцкультбыта, строительство которых, опять же, требовало времени, средств и сил.

В 1958 году динамично растущий моногород фактически сделал работу градообразующего предприятия бессмысленной. Сегодня об этом факте мало кто помнит, но ситуация тогда сложилась парадоксальная. С одной стороны, Норильский комбинат завершил сложный экономический переход и вышел на плановые показатели (и план даже перевыполнялся!). С другой, затраты на «социалку», которые легли сверху на производство, радикально повлияли на себестоимость конечных продуктов – меди, никеля, кобальта и драгоценных металлов. План-то выполнялся, но производство при этом работало в минус. Комбинат в то время уже несколько лет сидел на дотациях из госбюджета, и даже небольшая прибыль, полученная в 1959 году, не смогла исправить положение.

Норильск перестал быть экономически выгоден для СССР, и в самых высоких правительственных кругах начались даже разговоры о закрытии и реорганизации комбината и даже переселении 120-тысячного на тот момент города. И не только разговоры. Некоторые историки считают, что фактически первый этап консервации производства был реализован, когда комбинату снизили план на 1959 год. До этого из года в год план принимался только с повышением. 

Спасло положение и на столетия вперед обеспечило Большому Норильску экономически благополучным открытие Талнаха, произошедшее в 1960 году. Получив в свое распоряжение новые богатые руды, горно-металлургический комбинат пережил период, без преувеличения, взрывного роста. Это было время феноменальных прорывов. Достаточно сказать, что одно лишь Октябрьское месторождение (часть общего рудного поля Талнаха) оказалось крупнейшим в мире, и по запасам превысило первое месторождение Норильска в 100 раз! Все понимали, что происходят события, аналогов в истории человечества не имеющие, а потому и работали соответственно – с таким же производственным азартом. Например, темпы строительства рудников на правом берегу реки Норильской и самого поселка Талнах били все возможные рекорды даже для советских «пятилеток»: за пять лет был введен в строй и дал первую руду первый рудник «Маяк», за это же время на пустом месте вырос поселок со всей инфраструктурой, а через реку был построен удивительный мост, сочетающий четыре вида транспорта! 

Однако подлинные масштабы нового месторождения вначале не были до конца понятны даже профильным специалистам. Несколько лет сохранялась иллюзия того, что переработка новых богатых руд будет возможна на действующих предприятиях комбината – обогатительной фабрике, Никелевом и Медном заводах. Их тогда усиленно пытались модернизировать и расширять. Но состав и разнородность богатых руд Талнаха уже через несколько лет заставили руководство Норильского ГМК задуматься о создании принципиально новых мощностей в производственной цепочке. Нужно было строить новую обогатительную фабрику и новый огромный завод, оснащенный самыми передовыми технологиями своего времени. А также целый комплекс сопутствующих переделов и вспомогательных производств для обеспечения этого нового гиганта. По сути, предстояло создать Второй Норильск – предприятие на порядок более мощное, нежели действующие на тот момент структуры комбината. А значит – расширять и сам город, и всю его инфраструктуру.

Судьбоносный визит Косыгина

Впервые о необходимости строительства нового производства в Норильске официально заявили в 1964 году. Директор комбината Владимир Долгих тогда на личной встрече с Никитой Хрущевым рассказал ему о перспективах Талнахского месторождения, масштабы которого поражали и матерых горняков, и производственников, закаленных великими стройками страны Советов, и видавших виды советских чиновников. В результате увидело свет постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 20 апреля 1964 года «Об ускорении освоения Талнахского месторождения медно-никелевых руд и дальнейшем развитии Норильского горно-металлургического комбината имени А.П. Завенягина Красноярского совнархоза». В этом документе говорилось не только о строительстве в Норильске дополнительных металлургических мощностей, но и о совершенно новых, ранее неизвестных для НПР перспективах – о газопроводе от Тазовского месторождения, о возведении ТЭЦ-2 и новых рудников рекордной глубины, и о других интересных объектах.

Тогда впервые прозвучали до сих пор ошеломляющие цифры: освоение руд Талнаха способно в разы увеличить прибыль Норильского комбината уже к 1972 году, а срок окупаемости затрат не превысит четырех-пяти лет! 

Впрочем, прямого указания о строительстве «Надежды» тогда еще не прозвучало. Фактическим толчком к созданию нового завода послужил визит в Норильск председателя Совета министров СССР Алексея Косыгина в 1968 году. Судьбоносное посещение вторым лицом страны города и комбината тогда многое изменило в Норильске к лучшему. И изменило кардинально. И в городской жизни, и в производственной. В частности, незамедлительно появилось техническое задание Минцветмета СССР на проектирование Второго никелевого завода Норильского комбината (именно так называли поначалу будущий НМЗ). В проекте нужно было предусмотреть переработку медного, никелевого и пирротинового концентратов с использованием сразу двух передовых процессов – гидрометаллургического и автогенного (или пирометаллургического).

Впрочем, выбор технологических параметров оказался делом долгим: в технико-экономическом докладе того же 1968 года было предложено целых 14 вариантов, включая и ныне реализованные. Определиться было не просто, ведь предстояло учесть немало факторов – особенности климата и ландшафта, экономические и организационные возможности удаленной территории и многое другое. Ленинградский институт «Гипроникель», к примеру, последовательно гнул свою линию, заложенную еще в 1935 году, и предлагал вывозить полуфабрикаты, изготовленные на Втором комбинате, на заводы Кольского полуострова и Урала. И уже там получать «чистые» металлы (интересно, что в некотором смысле эта схема в итоге была реализована «Норникелем» в последние годы, в рамках реконфигурации производственной цепочки и после закрытия в 2016 году Никелевого завода).

А вот местный «Норильскпроект» предлагал разделить будущий завод на части и разместить гидрометаллургический передел на Талнахе, прямо у рудников, а пирометаллургию – у горы Двугорбой, ближе к Никелевому заводу. Тогда казалось невозможным прогнать пирротиновый концентрат от Талнаха до Норильска по гидротранспорту, а уж до плато Надежда – и подавно…

Между тем все эти споры и обсуждения, как это часто бывало в истории советской индустриализации, затягивали реализацию правительственного решения. А тянуть было нельзя: действующие предприятия буквально захлебывались, перерабатывая новое сырье. Поэтому строительство Второго никелевого решено было форсировать. Запуск первой очереди в проекте 1969 года был назначен на 1974 год, а второй – на 1975-1976 годы. Проектировщики даже рассматривали предложения задействовать для большей эффективности дополнительные заводы в Красноярском крае, для чего планировали проложить железную дорогу Уренгой – Норильск для надежной связи комбината с «материком». Рождался гигантский проект, полем реализации которого наряду с Таймыром могли стать просторы и Западной, и Восточной Сибири. Но все же так замахиваться в итоге не стали… 

Во все времена особенно непросто даются организационные формальности. В период 1969-1971 годов только правительственных постановлений о строительстве Второго никелевого завода вышло, как минимум, три: «О развитии…», «О мерах…» и т.д. Постановления выходили, а строительство так и не начиналось. Директор НГМК Николай Порфирьевич Машьянов рассказывал в высоких кабинетах Москвы о трудностях, мешающих начать работы – о переходе энергетики комбината с угля на природный газ, о сложных, несмотря на богатство, рудах Талнаха, о нехватке собственных сил для стройки такого масштаба и других объективных причинах. Но в министерствах и главках настойчиво требовали выполнения поставленных задач, поэтому начинать строительство завода пришлось вопреки всему, по принципу: «Война план покажет». 

Сложности проектирования 

Строить «Надежду» начали директивно, без проекта, что всегда считалось событием исключительным. Проект – основа любой стройки, поэтому выбор организации-проектировщика – ключевой фактор успеха. Кстати, Николай Порфирьевич вообще был уверен, возможно не до конца понимая масштабов будущей стройки, что институт «Норильскпроект» самостоятельно справится с проектированием. Надо понимать, что аналогов у будущего завода в мире тогда не было, и опираться на готовые схемы и способы, даже частично, было невозможно. Подобный подход – совмещение проектирования и строительства – для принципиально новых производственных комплексов в то время уже входил в общесоюзную практику. А уж для Норильска, где доминирующим всегда считался фактор времени, такой способ стал исторически оправданной нормой. 

Проектные решения запаздывали. Хотя генпроектировщиком Второго никелевого и стал «Норильскпроект», как того и добивалось руководство НГМК, субподрядчиком к нему назначили «Гипроникель». Участие центральной проектной организации, по мнению многих, было необходимо, чтобы решения норильских проектировщиков фильтровались коллегами со стороны. Эдакий своеобразный проектный надзор… 

Формально «Гипроникель» отвечал за технологическую часть проекта. «Комбинированная схема нового завода, по которой гидрометаллургический процесс «ершом» входил в общекомбинатскую металлургию, не многим на комбинате была по душе. Совершено новая технология опиралась на мировой опыт, в том числе и отечественный, но аналогов такого масштаба не знала. Принятые решения опирались на веру, талант и совесть руководителей, строителей, инженеров, техников, исследователей, веру в русскую находчивость и талант народа», - рассказывал позднее о проектном процессе Анатолий Закопырин, ставший на финальном этапе запуска НМЗ начальником генподрядной организации «Надежды» (о нем подробнее расскажем во второй части этой статьи).

Еще при Машьянове было реанимировано строительство в Норильске Центральной лаборатории автоклавных процессов (ЦЛАП) – прообраза и действующего макета будущего завода. ЦЛАП была создана в мае 1971 года для того, чтобы на практике применить разработки норильских специалистов в гидрометаллургии, проверить принципиально новую технологическую схему и на этой основе построить одну из производственных линий будущего завода. Все возможные недочеты и ошибки лучше было исправлять и дорабатывать в режиме опытного макета. Это была полноценно действующая модель, для нее построили корпус, привезли и смонтировали оборудование (нестандартное изготовили на месте). Главное, задолго до пуска «Надежды» начал складываться будущий заводской коллектив, вооруженный новыми технологическими знаниями. Создавалась кадровая основа будущего производства. Директором лаборатории стал один из создателей советской гидрометаллургии Альберт Борисович Воронов. Ему сотоварищи пришлось защищать и отстаивать свою технологию на всех уровнях, даже на коллегии союзного министерства! Но зато, пройдя через все фильтры, методика в итоге обрела необходимую надежность.

Впервые не своими руками

Говоря о проектировании, стоит в целом оценить масштаб той работы. Все участники тех событий любили вспоминать о тоннах проектной и технической документации, которую приходилось доставлять на места использования… грузовиками! И это не преувеличение, а исторический факт. Дело в том, что строительство «Надежды» велось новым для комбината подрядным способом. До этого все стройки в НПР шли способом хозяйственным, то есть комбинат все делал самостоятельно, с использованием внутренних резервов и без выноса сора из избы. Но в случае с НМЗ привычная схема была сломана на старте. 

Первый взрыв под фундамент завода на плато Надежда раздался в ноябре 1971 года, в канун 54-й годовщины Октябрьской революции. Несколько раньше, в феврале, генеральным подрядчиком строительства было утверждено… Минэнерго СССР. Идею выдвинул один из легендарных директоров Норильского ГМК Владимир Долгих, в то время уже работавший первым секретарем Красноярского крайкома КПСС. Он предложил поручить стройку «ХантайГЭСстрою» – организации, только что завершившей возведение Усть-Хантайской ГЭС и не понаслышке знакомой с климатом и особенностями тундры. В логике советского индустриального строительства логично было перебросить сложившийся коллектив строителей (около 600 человек) с Хантайки сразу на «Надежду». Поэтому первыми на площадку будущей «Надежды» приехали бригады из Снежногорска. Как было принято в советское время, к празднику – 23 Февраля 1971 года – на площадке бывшего Надеждинского аэропорта установили щит с надписью о сооружении Второго никелевого завода, официально заявив о начале строительства. 

Подрядное министерство вначале лишь отчасти осознавало значение и масштабы порученного дела. В Норильске энергетиками было образовано СУ «Норильскэнергопромстрой» (НЭПС). Генподрядчик сразу захотел независимости, и для возведения металлургического гиганта несколько лет строил неподалеку от будущего завода собственное огромное строительное объединение, в котором было сконцентрировано с десяток (!) разных производств – от растворобетонного узла и цеха металлоконструкций до автотранспортной колонны. Тем временем на «Надежде» первые три года велось только обустройство площадки.

Руководству комбината пришлось учиться взаимодействовать со сторонней организацией, да еще и в ведении «чужого» министерства. Соответственно, на площадке будущего завода вынужденно расположились сразу две дирекции – родная комбинатская, и подрядная, НЭПС. В НГМК долго подбирали руководителя «комбинатской» дирекции стройки. В итоге первым директором строящегося завода стал известный норильский строитель, лауреат Ленинской премии и заслуженный строитель РСФСР Дмитрий Максимович Муравьев, назначенный на эту должность 10 апреля 1972 года. И так было только в начале строительной эпопеи: потом к двум дирекциям примкнули сразу несколько иностранных дирекций, которые строили лучшие для того времени технологические цепочки.

Кстати, о названии завода. Принято считать, что название «Надеждинский завод» появилось с подачи Алексея Козюры, главного инженера дирекции строящегося завода от НГМК. Первоначально, как уже было сказано, предприятие хотели назвать просто «Второй никелевый завод». Но всем было ясно, что строился он не только для производства никеля, но и, например, для выпуска анодной меди, причем в гораздо большем объеме. Поэтому название «Второй никелевый» не прижилось, а «Второй медный» даже рассматривать не стали. В то же время с легкой руки Алексея Ивановича в обиходе уже гуляло название «Надеждинский завод»… Но имя придумал вовсе не Козюра. Дело в том, что завод строился на месте бывшего аэропорта «Надежда», который также получил имя по месту расположения – плато Надежда. Так вот, этот горный массив назвал еще первопроходец норильских месторождений Николай Урванцев в начале 1920-х, имея ввиду, что относительно ровный, скальный выход внушал надежду на будущее строительство и наверняка мог пригодиться для многих полезных объектов. Так и вышло. Именно там, еще задолго до взлетной полосы, планировали строить город Норильск, но оказалось далековато…

Выбор финских печей

Окончательное решение о схеме внедрения автоклавного процесса на НМЗ было принято только в 1973 году. Забегая вперед, стоит отметить, что в итоге проект «Надежды» получился не просто удачным, а, как и многое в Норильске, – совершенно уникальным. Даже генплан расположения и взаимосвязей производственных цехов вышел, по мнению большинства специалистов, идеальным: получился универсальный комплекс объектов с минимальными межцеховыми зазорами, симметрией технологических очередей, связкой переделов пешеходными галереями, узловой посадкой заводоуправления с химлабораторией и другими службами. Просто образец проектного решения. 

Выбору технологии второй очереди завода – пирометаллургической – предшествовали длительные поиски, которые шли в начале 1970-х. Велись переговоры с несколькими зарубежными фирмами, способными обеспечить будущий завод самой современной и наиболее выгодной на тот момент схемой. В результате 13 апреля 1973 года было принято постановление Совета Министров СССР о разработке такой технологии, где к этой работе привлекались, наряду с «Норильскпроектом» и «Гипроникелем», финские фирмы «Оутокумпу», «Альстрем» и «Раума-Репола». Осенью 1973 года представительная делегация фирмы «Оутокумпу» посетила Норильск (тогда – совершенно закрытый город) и провела переговоры с руководством комбината. 

Речь шла вот о чем. Пирометаллургический процесс автогенной взвешенной плавки с обогащением кислородом обладал фантастическими преимуществами по сравнению с электроплавкой (технологией, реализованной на Никелевом заводе) и отражательной плавкой (Медный завод). Взвешенная плавка протекает без значительных затрат электроэнергии, по большей части – за счет тепла, выделяющегося из сырья в процессе самого плавления. При этом получается горячий пар в специальных котлах, и вырабатывается электроэнергия, которая обеспечивает 70% потребности плавильного цеха. Просто технологическое чудо уровня вечного двигателя! И это еще не все. Такая технология давала возможность утилизации до 84% диоксида серы из отходящих газов, что обеспечивало и экологический эффект, и получение товарной элементарной серы. Сегодня масштабный «Серный проект» «Норникеля» основан именно на этой особенности финской технологии.

Основой второй очереди НМЗ стала в итоге финская печь взвешенной плавки (ПВП). Интересно, что эта технология еще в начале ХХ века была изобретена в России и называлась способом Брауна. В 1933 году советские инженеры Г.Я. Лейзерович и Е.Н. Фельдман разработали проект ПВП, но в сложные для СССР 1930-1940 годы эти наработки были использованы финскими металлургами. Инженеры фирмы «Оутокумпу» довели процесс взвешенной плавки до стадии промышленного внедрения, и запатентовали его. Технология стала товаром, удобным и готовым к применению. Его не надо было дорабатывать и подгонять под какие-либо конкретные условия. Бери и пользуйся. Кроме того, фирма давала гарантию. Весь мир стал покупать лицензированный готовый продукт. Правильно упаковав его, начиная с 1949 года, «Оутокумпу» зарабатывала не столько на металлах, сколько на продаже технологии. 

ПВП в итоге была признана наиболее эффективной для производства меди и никеля. Покупая готовую финскую технологию, норильчане сводили все риски к минимуму – процесс уже был успешно распространен по всему миру. Надеждинский завод стал 26-м предприятием на планете, где применяется этот метод, но в то же время – единственным в Заполярье! 

Все эти обстоятельства и повлияли на решение построить на НМЗ именно финскую ПВП, а не нашу отечественную – печь Ванюкова, которую еще называют печью плавки в жидкой ванне (ПЖВ). Она была построена ранее на Медном заводе, но постоянно требовала доработки, подгонки под требования места и готовым, законченным продуктом не являлась. Впрочем, сторонники двух способов (ПЖВ и ПВП) спорят о преимуществах и недостатках технологий до сих пор. Во время переговоров финны предложили комбинату внедрить свой технологический комплекс «под ключ» – привезти и смонтировать необходимый комплект оборудования, вплоть до последнего болта, да еще и с комплектами запасных частей. Кроме того, весь процесс поставщиком был механизирован и автоматизирован, с использованием ЭВМ (для тех времен почти что космос). В дополнение, после сдачи объекта в эксплуатацию, иностранцы были готовы взять его на гарантийное обслуживание. Все происходящее тогда казалось настоящей фантастикой. Конечно, от такого сервиса отказаться было невозможно. 

Еще один важный фактор повлиял на выбор технологии. Финны были должны Советскому Союзу за газ, поэтому значительная доля затрат на покупку технологии покрывалась взаимозачетом. Экономилось немало инвалюты. 

Контракт с финнами на строительство двух технологических линий по пирометаллургической переработке медных и никелевых концентратов с применением ПВП Министерство цветной металлургии СССР подписало в 1974 году. Это был самый крупный и самый важный заказ для финских компаний за всю их историю, возможность создать дополнительное реноме своей деятельности, выйти на новый уровень. Когда решение было принято, фирма «Оутокумпу» вошла на правах субпроектировщика в генеральный проектный подряд института «Гипроникель». Вновь среди технической интеллигенции начались разговоры о грузовиках с технической документацией, которые тоннами возили проекты, теперь уже из Хельсинки в Ленинград. Говорили, что в проектировании с финской стороны приняли участие около 400 специалистов, затрачен был примерно один миллион часов проектной работы, сделано свыше 30 тыс. различных чертежей. И потрачены многие сотни миллионов долларов инвалютных советских рублей. Дорого, но как показала практика – все было не зря!

Продолжение следует...