«Арктика должна стать драйвером развития наукоемких отраслей»

В конце октября президент РФ Владимир Путин своим Указом №645 утвердил обновленную Стратегию развития Арктической зоны РФ на период до 2035 года. Среди особенностей Арктики, «определяющих специальные подходы к ее социально-экономическому развитию и обеспечению национальной безопасности», перечислены не только очевидные: экстремальные природно-климатические условия, низкая плотность населения, неразвитость транспортной и социальной инфраструктуры, неравномерность освоения территорий, а также ориентация на добычу и экспорт природных ресурсов. Отмечены и «высокая ресурсоемкость хозяйственной деятельности и жизнеобеспечения населения, их зависимость от поставок топлива, продовольствия и иных жизненно необходимых товаров из различных субъектов РФ». А также «рост конфликтного потенциала в Арктике», что требует сейчас и потребует в будущем постоянного повышения боеготовности сосредоточенных здесь структур Минобороны РФ и других видов войск. 

Отдельно упомянуты «климатические изменения, способствующие возникновению как новых экономических возможностей, так и рисков для хозяйственной деятельности и окружающей среды» (не секрет, что интенсивное потепление климата в Арктике происходит в 2-2,5 раза быстрее, чем в целом на планете). «Вероятность наступления в результате антропогенного воздействия и (или) климатических изменений в Арктической зоне событий, имеющих неблагоприятные экологические последствия, создает глобальные риски для хозяйственной системы, окружающей среды и безопасности РФ и мира в целом», - подчеркивается в преамбуле Стратегии. 

Чтобы разобраться в том, насколько новую Стратегию можно считать прорывной, а чего в ней явно не хватает, «Кислород.ЛАЙФ» обратился к признанному специалисту по Арктике. Кандидат географических наук, ведущий научный сотрудник географического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, замдиректора АНО «Институт регионального консалтинга» Надежда Замятина вместе с нами и вооружившись карандашом прочитала это эпохальное творение бюрократических и лоббистских усилий. И нашла в нем много хорошего: «Как ни странно, в Стратегии многое порадовало, многие вещи, которые хотелось бы увидеть в документе такого статуса, я там увидела. Правда, при чтении создавалось впечатление, что собрали вообще все, что было можно. Но это не минус, по факту вышел хороший обобщающий документ». Красивые задачи, конечно, еще предстоит воплотить на практике – правительству РФ поручено разработать план реализации Стратегии в течение трех месяцев.

«Стратегия практически вся – про Северный морской путь» 

- Надежда Юрьевна, что Вас лично удивило в тексте новой Стратегии развития российской Арктики до 2035 года? 

- Если говорить не по порядку и не по степени важности, то, во-первых, красной нитью сквозь всю Стратегию проходит Северный морской путь (СМП), объем перевозок грузов по которому вырос с 4 млн тонн в 2014-м до 31,5 млн тонн по итогам прошлого года. Даже в особенностях Арктической зоны РФ отдельным пунктом отмечена ее «устойчивая географическая, историческая и экономическая связь с СМП». Но это явно новая стратегическая составляющая развития Арктики – упор не просто на ресурсоемкие проекты, но на проекты, призванные обеспечить в перспективе грузооборот по СМП. Причем речь идет не только о СПГ и о других нефтегазовых ресурсах, которые, очевидно, и заполнят основные объемы перевозок, но и о других грузах – угле, металлах и т.д. Даже в списке стратегических направлений развития Таймыра речь идет о ресурсной базе полуострова в целом, а не только о продукции «Норникеля». Все это, конечно, предполагается вывозить по СМП: именно экспортные ресурсные грузы, в основном, и сейчас его загружают.

Интересно, что в Стратегии упомянута перспектива роста транзитных перевозок, но мне она пока представляется сомнительной. Севморпуть, пока он не очищен ото льда (а значение пути «как транспортного коридора мирового значения, используемого для перевозки национальных и международных грузов, будет возрастать в результате климатических изменений»), плохо подходит для транзита тех же контейнерных грузов. СМП часто позиционируют как альтернативный Суэцкому каналу морской путь между Европой и Азией, но на практике он традиционно работает только на вывоз сырья за рубеж, начиная с леса Игарки в 1930-е, и кончая сжиженным газом «Сабетты» в наши дни. Продукция таких гигантов как «Норникель», естественно, тоже в этом ряду, а в 1990-е – она вообще была чуть не единственной, что по Севморпути вообще перевозили (после кризиса советской системы). Но что касается транзита, с учетом всех издержек – это и невозможность обеспечить точные сроки поставок из-за изменений ледовой обстановки, и сокращение скорости хода судов в канале за ледоколом (в отличие от скорости хода судов по чистой воде), - преимущества СМП перед южным вариантом выглядят сомнительно.

Нельзя не отметить, что обновленная Стратегия развития российский Арктики – она практически вся про Северный морской путь. Такого сильного акцента в предыдущих версиях подобных документов не было. А коль скоро Арктика отождествляется с СМП, то автоматически она ориентируется на те проекты, которые в любом варианте дадут основные объемы перевозок, то есть – на нефть и газ. 

- Действительно, даже в списке задач по развитию инфраструктуры в Арктике большая часть мероприятий так или иначе касается СМП…

- Но все же радует и внимание к другим направлениям. Например, на обеспечение доступности, проницаемости пространства за пределами Севморпути – это очень хорошо, это давно назрело. Так, упомянута авиация – и не только с точки зрения субсидирования дальних перелетов, но и в малая. И то, и другое крайне важно, об этом «давно говорили большевики». Несколько лет назад выходило даже поручение президента РФ по развитию малой авиации, но пока о прорывах говорить не приходится. Традиционно в СССР, в большинстве зарубежных арктических регионов (кроме Гренландии) и сегодня, транспортная связь с удаленными поселками осуществляется на небольших самолетах. Это дешевле, чем на вертолетах. Но за последние десятилетия у нас на Севере, за редким исключением, остались почти только мощные, ориентированные в большей степени на стратегические задачи, чем на обеспечение экономной доставки грузов, вертолеты Ми-8. Мы в Институте регионального консалтинга проводили оценки, которые показали, что в типовых ситуациях (даже с учетом затрат на содержание взлетно-посадочной полосы) самолеты все же выгоднее. Правда, машин нужного типа в стране больше не выпускают или выпускают в не доведенной для нужд Арктики новой версии Ан-2. Восстановление этой отрасли – насущная задача, и то, что она упомянуто в Стратегии, это уже хорошо. То же касается и разработки новых видов техники для условий Севера и Арктики в целом.

«Добыча сырья в Арктике – дело в высшей степени наукоемкое»

- В Стратегии сказано, что реализация в Арктической зоне крупнейших инвестпроектов может обеспечить формирование спроса на высокотехнологичную продукцию, а также простимулирует ее производство в России. Верите в это?

- Меня этот пункт тоже порадовал. По сути, в новой Стратегии вся Арктическая зона РФ рассматривается в качестве драйвера развития наукоемких отраслей. Эта возможность однажды мы уже упустили – в конце 1970-х, в ходе массированного освоения нефтяных и газовых богатств Западной Сибири, ввод в оборот новых ресурсов происходил в значительной степени за счет импортного оборудования. То же самое случилось и с золотодобычей на Колыме, да и Надеждинский металлургический завод в Норильске строили по финской технологии. По сути, тогда был запущен замкнутый круг: новая техника позволяла добывать больше ресурсов, чтобы покупать больше техники. И на Колыму пришли японские Komatsu, в Западную Сибирь -- немецкие трубы, итальянские вентили, чешские «Татры» и т.д.

И это очень обидно, потому что, как мы знаем из классической теории региональной конкурентоспособности, конкурентоспособная продукция возникает в ответ на какие-то естественные местные вызовы. Вспомним классический «ромб» Майкла Портера, в котором, к сожалению, у нас упорно не видят одну вершину, – «местный взыскательный спрос». У нас был (и есть сейчас) этот фантастический ресурс «воспитания» конкурентоспособного производителя в уникальной и сложной нише – технике для Крайнего Севера и Арктики. Здесь нужна особо надежная продукция – «в северном исполнении», высокоавтоматизированная, технологически сложная. Иной раз кажется, что в СССР все было замечательно, но вот как раз производство такой продукции советское машиностроение полвека назад даже не начинало. И эта отрасль – казалось бы, абсолютно естественная, закономерная ниша, в которой Россия просто обязана быть конкурентоспособной, – не развита до сих пор!

Но Арктика может и должна стать заказчиком такой продукции, и за счет этого – двигателем для остальных отраслей экономики страны. Примерно таким, каким был в советское время ОПК, вытягивавший в те годы практически весь инновационный процесс. Сейчас чуть-чуть импортозамещение в сфере производства продукции для освоения Арктики пошло – в строительстве ледоколов, например. Но нужно заниматься не просто нишевым импортозамещением – радикально должна поменяться сама роль Арктики в развитии отечественной экономики. Вот мы привыкли за последние десятилетия, что Арктика – это сырье. Но добыча этого сырья в арктических условиях – это само по себе дело высшей степени наукоемкое, предъявляющее спрос на высокотехнологичную продукцию, на кадры.

Взять тот же нефтесервис. Сколько говорилось о том, что буквально спасать уже надо эту сложную интеллектуальную часть отечественной «нефтянки», ведь именно она больше всего пострадала при открытии российской экономики в постсоветские годы, когда к нам пришли зарубежные гиганты типа Schlumberger и Halliburton. А нам остался «вентиль», произошла, по сути, «примитивизация» нефтяной отрасли. И очень отрадно читать, что сейчас, наконец, вспомнили о наукоемких разработках для Арктики, о необходимости развития интеллектуального сервиса. В идеале ведь не должно быть дилеммы «нефть или нанотехнологии». Грамотная организация позволяет развивать нанотехнологии на деньги от заказов сырьевых отраслей – и в тексте Стратегии не то, чтобы очень явно, но хоть намеками читается возможность такого поворота событий.

- Не показалось ли вам, что в Стратегии довольно много прописано и различной «социалки»?

- Не думаю, что ее может быть много. Проблем-то с этим в Арктике очень много. Огромнейшая – здравоохранение. Очень правильно, что эта тема поднята. Причем прописано и обслуживание проектов добывающих компаний, обеспечение медицинской помощи на судах, на удаленных платформах. В этой узкой сфере пока что все действительно очень плохо, системы экстренной эвакуации и оказания медицинской помощи членам экипажей морских судов в акватории СМП пока просто нет. Причем связано это зачастую не столько с техническими вещами, сколько с организационными: иной раз в компаниях аж через Москву вынуждены согласовывать вызов спасательного вертолета на удаленные объекты, а там, допустим, человек травмированный лежит. Но в итоге время на оказание помощи теряется. Да и везти этого человека зачастую некуда: клиники в тысяче километров.

То же самое – и с обеспечением удаленных поселков. Мне рассказывали, что в Диксон из-за плохой погоды санрейс может не прилететь по несколько дней, а то и недель. Это уже стоило реальных жизней. Причем если в данном случае и можно пенять на непогоду, на знаменитую пургу, которая «четвертый день качается над Диксоном» (строчка из песни), то в целом проблема опять же организационная. Стыковка погодных окон и окон работы, например, норильского аэропорта Алыкель, который один из немногих функционирует с перерывами. В случае Арктики, безусловно, важен согласованный ритм работы, особенно служб, связанных со спасением - все это нужно подстраивать, к сожалению, именно под погоду.

Но важно не только перемещение пациента к врачу, но и врача к пациенту, причем на постоянной основе. Очень здорово, что в Стратегии написано о разработке арктических нормативов численности медицинских работников для районов Крайнего Севера. Это тоже одна прямо-таки жизненно важных проблем. Допустим, по нормативу полагается условный врач на пять тысяч жителей, но из них тысяча живет за пятьсот километров, куда, как мы уже обсудили, не каждый санрейс долетит. В итоге на бумаге все выглядит хорошо, а в реальности люди почти без помощи остаются – абсолютно типичная проблема для Арктики. Поэтому выделение Арктики «в отдельное производство» - это прямо одна из реально полезных потенциально мер. Правда, выскажу опасение, что при реализации задачи многое будет определяться не благими намерениями Стратегии, а конкретными действиями. Глагол «оптимизировать» у нас за последние годы стал звучать страшно. Но хочется надеется, в Стратегии в него заложено только хорошая коннотация.

«Сколько сюрпризов нам могут преподнести недра Арктики?»

- В Стратегии прописано «расширение использования СПГ» не только на морском и речном транспорте в акватории Севморпути, но также для энергообеспечения населенных пунктов. Есть ли у этого топлива реальные перспективы в локальной энергетике?

- Это не новая тема, об этом говорят давно, особенно о переводе на СПГ судов, следующих по СМП. Но вот в изолированных энергоузлах с использованием СПГ все выглядит несколько сложнее, для этого нужны будут дополнительные и весьма солидные затраты на оборудование. Существуют и определенные требования и к хранению емкостей СПГ, особенно в условиях вечной мерзлоты. На мой взгляд, для энергоснабжения изолированных территорий в Арктической зоне вряд ли получится выбрать какой-то магистральный путь.

В прошлом году мне довелось побывать в научном центре Фэрбанкса, который занимается именно разработкой схем электро- и теплоснабжения удаленных арктических поселков – и на Аляске, и на Юконе. Так вот, мне даже трудно передать, с каким сожалением местный инженер рассказывал, насколько сложнее бывает обеспечить теплом удаленный поселок, чем, допустим, 500-тысячный город. В городе, если совсем упрощать, можно построить одну типовую ТЭС, и все – вопрос решен. А для каждого удаленного поселка придется просчитывать уникальные решения – где-то поставить ВЭС, где-то – мини-ГЭС, а где-то использовать местное биотопливо, или же какие-то гибридные варианты. По факту, это всегда будет индивидуальная и сложная история, в силу огромного разнообразия местных условий. И поэтому она всегда будет более дорогостоящая. К тому же там не получить экономию на масштабе. Как у Толстого – все несчастные семьи несчастны по-своему, так и в данном случае эта аналогия работает. 

- Зато геологоразведка, похоже, снова станет стратегическим направлением?

- Усиление геологических исследований – давно назревшее направление. Такие работы с советских времен, по факту, были сильно урезаны, особенно на федеральном уровне. Остались лишь отдельные службы при компаниях, которые по флангам ранее открытых месторождений проводили уточняющие изыскания. От геологов на Севере мне приходилось слышать и жесткие высказывания в духе, что «геология вообще умерла». При этом в мире геологическим исследованиям арктических территорий уделяется повышенное внимание. В Норвегии буквально недавно завершилась реализация программы геофизического картирования северной части страны. В Гренландии идут исключительно активные исследования, это вообще, можно сказать, геологический фронтир человечества – ну или, как минимум, один из... Мировой тренд на усиление геологоразведки в Арктике давно уже стал заметен. И здесь мы, в России, к сожалению, в числе догоняющих. Однако задача в Стратегии поставлена – и это уже неплохо.

Что любопытно: разведка намечена даже в Мурманской области, которая, казалось, освоена с начала XX века вдоль и поперек. По сути, освоение всего советского Крайнего Севера и началось с Кольского полуострова, а именно с Кировска, названного в честь руководителя этого процесса, Сергея Мироновича Кирова. По всей видимости, на новом этапе речь там идет о редкоземельных металлах, но зафиксируем сам факт: если даже самая обустроенная и самая изученная часть нашей Арктической зоны требует дальнейшего исследования – то сколько может нас ждать сюрпризов по всей остальной Арктике?

Что еще в общемировом тренде – это большое внимание к обеспечению продовольственной безопасности. Мейнстримом стоит считать внимание к рыбоводным заводам, к теплицам. Окупаемость последних может быть разная, но в Арктике свежие овощи и продукты в целом – это, скорее, про повышение качества жизни населения, нежели про дешевое продовольствие.

- Прямые, вплоть до терминологии, отсылки на восстановление советских структур. В частности, упомянуто «создание штаба морских операций по управлению судоходством на протяжении всей акватории СМП». Это явно термин из прошлого. Эта же тенденция просматривается и в идее восстановления, в том или ином виде, единой структуры управления Арктикой, эдакого «Главного управления Севморпути», которым когда-то руководил Отто Шмидт, а затем Иван Папанин, но в варианте 2.0. Хотя такого откровенного дежа вю в Стратегии, конечно, не заметно.

Еще меня поначалу обрадовала зафиксированная в документе задача развития Интернета (в том числе и в связке с медицинской помощью). Правда, при детальном ознакомлении стало ясно, что речь идет о развитии системы дорогих высокоорбитальных спутников. Некоторое время назад, если помните, на самом высоком уровне поднимался вопрос о создании принципиально иной системы низкоорбитальных спутников, вроде той, которую частично разместил в космосе Илон наш Маск (их также строят некоторые другие зарубежные компании). В Стратегии же записано о более традиционных и, скажем так, «непрорывных» решениях. Но при этом важно, что в случае с тем же оптоволокном хотя бы обозначен четкий приоритет – это подводный кабель. Ситуация с обеспечением связью в Арктике настолько сложная, что это уже прорыв.

Еще меня сильно смутило тема «северного завоза» топлива. Конечно, для условий Севера – это жизнь. Но под флагом необходимости завоза зачастую проводятся решения, играющие на руку не столько северянам, сколько производителям угля или солярки. Ни в коей мере не отрицая важность поставок топлива, продовольствия, других жизненно важных товаров в удаленные поселки и в районы с ограниченными сроками завоза, уверена, что проблему в целом нужно решать комплексно. Возможно, где-то целесообразнее будет постепенно переходить на самообеспечение, тем более что в Стратегии упомянуто и развитие ВИЭ. И по факту эти две темы не сбалансированы: если останется просто сплошной завоз без изучения возможностей его надежной, скажем так, альтернативы, то это будет убивать все благие идеи развития «зеленой энергетики». И одной рукой будут поддерживаться всякие модные технологии, а другой – за счет хорошо субсидируемого завоза, такого оптового, по единым стандартам – эта же тема будет убиваться.

Вон, в Игарке так и на запустили электрокотельную, заржавели уже под открытым небом мощные завезенные агрегаты. А рядом проходит магистральная ЛЭП с Курейской ГЭС (базой строительства этой ГЭС и при ней городка Светлогорска в свое время была как раз Игарка). Казалось бы, лучшего варианта относительно дешевого источника энергии здесь не найти. Но как завозили, так и завозят уголь. Недавно прокуратура работала по вопросу цен на этот уголь – прямо-таки заоблачных. Но даже если отвлечься от, так сказать, коррупционной составляющей, проблема энергоснабжения, как это часто бывает в Арктике, многоплановая, сложная, и должна решаться системно. А в Стратегии всем сестрам раздали по серьгам.

Эта дилемма мне напоминает ситуацию с поддержкой МСП в Арктике. Известно, что малый бизнес вынужден нести определенные издержки на обеспечения северных льгот, прописанных в Трудовом кодексе РФ. То есть одной рукой государство вменяет предпринимателям обременения, а другой этот же самый малый бизнес вроде как бы поддерживает. Вот с завозом топлива и одновременным развитием альтернативной энергетики мне видится примерно такая же развилка.

«Мы не знаем будущего городов в Арктике» 

- Не является ли подобной же дилеммой и установка на увеличение численности и сокращение оттока населения из Арктики?

- Это очень больная тема. Я не считаю, что население в Арктике должно во что бы то ни стало поддерживаться на поздне-советском уровне, и не считаю, что нужно в кровь биться за сокращение оттока. Обычно споры возникают вокруг двух крайностей: либо «закреплять» население здесь (оппоненты выражаются иначе: «Загонять людей в Арктику»), либо переводить всех на вахту. Категорически – ни то, ни другое. В Стратегии же осталось это противоречие.

Основной драйвер развития Арктики – это мощные ресурсные проекты, завязанные на СМП. Но и новые заводы СПГ, и, очевидно, месторождения Западного Таймыра и северной Якутии (территории, которые абсолютно дискомфортны с точки зрения проживания там человека), вообще почти все подобные проекты, спокойно освоят вахтой. При этом в Стратегии поставлена и задача прекращения оттока, правда, про развитие городов сказано немного – не обозначено то, ради чего люди в них должны оставаться. Особенно остро этот вопрос стоит в отношении вполне благополучных и иногда даже растущих сейчас городов Западной Сибири – и я сейчас не о качестве жизни как о факторе «закрепления». Речь о глобальных целях: на чем будет строиться экономика этих городов, какие товары или услуги эти «не уехавшие» из Арктики люди будут производить, если вся экономическая активность будет постепенно смещаться все дальше на Север? Идет ли речь о внутренней вахте (давно подсчитано, что она менее вредна для здоровья вахтовиков, чем откуда-нибудь с юга России). Возможно, но в Стратегии больше сказано о выполнение гарантий по содействию переселения жителей Арктики на Юг. То есть опять: одной рукой – поддерживать переселение (и, замечу, целый комплекс связанных с ним проблем, в том числе психологических – невроз отложенной жизни, в быту именуемый «чемоданным настроением» и т.д.), другой – сокращать отток. Хотелось бы, конечно, увидеть в документе подобного размаха более последовательную позицию.

Наша Арктика заселена не эффективно. Не хочу сказать, что она перенаселена – но сеть расселения сформировалась еще в советское время по другим лекалам. Некоторые зарубежные коллеги резко выражаются в том духе, что «сумасшедшие большевики строили по плану города в невозможных условиях». Но в большинстве случаев просто так получилось. Я не говорю про сталинские лагеря – я про современные, молодые города. Например, для освоения нефтяных и газовых богатств Западной Сибири Госплан и ученые предполагали создание небольшого количества опорных городов, вплоть до того, что один Надым там мог остаться, а вокруг него – сеть вахтовых поселков. Но в реальности лично товарищ Городилов, руководитель «Ноябрьскнефтегаза», взял и построил город Муравленко. Вот просто самолично решил и основал город, как ни парадоксально это звучит применительно к эпохе Госплана - на средства, отпущенные изначально на строительство жилья в Ноябрьске! А освоили их в 100 километрах, и потом задним числом, что называется, оформили как новый муниципалитет! Это очень показательная история, которая демонстрирует, что создание городов в Арктике – вообще зачастую было делом случая. Потому сохранение той численности населения, что сейчас сложилась, мне кажется не совсем правильной задачей.

Другой вопрос, что я против и однозначного расселения, уничтожения городов, которые уже созданы. Здесь работает так называемых эффект возрастающей отдачи: одно дело – просчитывать экономический эффект города, как если бы его строили с чистого листа. Совсем другое – эффект экономической деятельности в городе, который уже есть. Есть так называемый «эффект Джека Лондона», наблюдаемый в районах нового освоения: участники золотой лихорадки в большинстве потеряли, а не приобрели – но сама лихорадка принесла на Аляску инфраструктуру, которая помогла удешевить дальнейшее развитие макрорегиона. Примерно так все и с нашими арктическими городами. Это готовые опорные точки, которые в пространствах Арктики – на вес золота. Холить и лелеять – но вот стоит ли это делать в неизменной численности населения – большой вопрос.

«Норильску придется пересмотреть тесную связь с «Норникелем»

- На мой взгляд, абсолютно правильно выбрано место создания федерального центра полярной медицины – в Архангельске, там давно уже все сложилось для этого. Очень много «навешано» на Мурманск – заметна линия на его усиление как «столицы Арктики». Правильно заявлено создание научно-исследовательского центра технологий строительства и мониторинга состояния зданий и сооружений на северных и арктических территориях в Норильске. По факту, такой центр в этом городе в советские годы уже действовал – и во многих городах Севера СССР строили дома «по норильской технологии».

В то же время в случае с Норильском совсем не очевидно, что реализация всех перечисленных на Таймыре ресурсоемких проектов поможет изменить профиль города, исторически тесно связанного с «Норникелем». Мне очень хотелось бы, чтобы это случилось – у Норильска действительно есть потенциал стать настоящим центром освоения не только Таймыра, но вообще всей Восточной Арктики. В городе, например, одна из немногих хороших больниц – она могла бы работать на большую территорию, чем один НПР. Хорошо, что в Стратегии записано «комплексное социально-экономическое развитие монопрофильного муниципального образования», Норильска, хотя и в одной фразе видно противоречие – комплексное и монопрофильного. Но тут возникает проблема управления. Трансформация города в центр предоставления «освоенческих услуг» (термин из советской экономгеографии) для Восточной Арктики нужна, прежде всего, самому городу, чтобы обрести большую устойчивость. Но пока что Норильск, как мне кажется, отрезан и сырьевых проектов развития Таймыра. Есть риск, что в районах освоения этих месторождений будут созданы вахтовые поселки. И совершенно не факт, что Норильску, кроме использования того же Алыкеля как транзитного аэропорта, что-то еще перепадет.

Как правило, развитие удаленных месторождений очень мало дает ближайшему городу. Мы работали в проекте по Магадану, и обнаружили там сногсшибательная тенденцию: чем выше добыча золота, тем меньше население города. Примерно так может сложиться и в Норильске. Создание в городе НИЦ технологий строительства – это как раз правильный шаг в сторону того, чтобы Норильск сделать базой освоения, пусть и в узкой сфере, но «всея Арктики».

Вообще, задача любого большого города на Севере – это обеспечивать информационную базу добычи полезных ископаемых. Это и геология, и работа с вечной мерзлотой, и нефтесервис (если речь про нефтегазовые районы). Плюс, конечно, безопасность и арктическая медицина (правда, создание аварийно-спасательного подразделения и арктического центра управления в кризисных ситуациях заявлено на Таймыре в пос. Диксон). Идеальный северный город – это город парадоксально постиндустриальный. В этом плане Норильск сейчас – больше исключение, чем правило, особенно если мы возьмем мировой опыт, где в Арктике уже живут «города офисов», чем города при шахтах. Норильску, возможно, придется пересмотреть свою тесную связь с «Норникелем», потому что это дает как плюсы, так и минусы – на мой взгляд, город из-за этого все-таки не добирает потенциал центра оказания крупных городских услуг для всего Таймыра. 

- В региональном разрезе практически повсеместно упомянуто и повсеместное развитие туризма. Удивительно, но «Норникель» в Мурманской области можно найти только в пункте про будущий туркластер в Печенгском районе. Это дань моде?

- Это правильное направление. Кольский полуостров, в силу разницы валют, это такой вариант «дешевой Скандинавии», наблюдения за тем же Северным сиянием, что активно продвигается, и успешно. В Мурманске до коронавируса туризм – в немалой степени в результате целенаправленных усилий – действительно «пошел». Однако в том, что касается Российской Арктики в целом, очень мощным тормозом развития отрасли остаются цены на авиаперелеты. Немало людей хотели бы посмотреть на арктические города, но пока это стоит очень дорого. Что автоматически делает такой туризм экзотикой – для тех, у кого либо очень много денег, либо очень мощное желание и тяга к экстриму. Но таких не так уж много. Плюс, конечно, бездорожье, потому что та же Аляска, например, вся забита туристическими фургонами. Туда доезжают через Канаду, и самодеятельный автотуризм– достаточно мощное направление. У нас такое, согласитесь, трудно пока даже представить.

Что будет после коронакризиса - не знаю. Дай Бог, что все восстановится, хотя удар по туристической отрасли в этом году был нанесен довольно мощный. К тому же нельзя забывать, что, как говорят экономисты, рейтинг туристической отрасли в Арктике не может быть выше рейтинга туризма в России в целом. А внутренний туризм у нас недоразвит по многим причинам. Низкий уровень сервиса, безопасности, высокие цены опять же. Очевидно, что в Турции отдохнуть явно дешевле, даже сейчас, чем в Сочи, не говоря уже о курортах южного берега Карского моря.

- Последний вопрос – поддержка коренных малочисленных народов Севера. Их даже планируют обеспечить в местах традиционного проживания «мобильными источниками энергоснабжения и средствами связи». Все ли в этом плане как надо?

- То, что КМНС в Стратегии упомянуты, это хорошо, но, опять же, не хватает непротиворечивой политики, внятного плана и даже вообще понимания, а кто такие, собственно, эти «малочисленные народы». Меры их поддержки увязаны с традиционными видами хозяйствования. То есть если представитель этнической группы, которая относится к КМНС, уже не занимается, допустим, оленеводством, то его вроде как и не нужно поддерживать? Или, допустим, если мы хотим сохранить/развить именно оленеводство, то тогда почему нет поддержки оленеводов из числа других народностей? Хоть коми-ижемцев, которые не случайно боролись за статус «коренных малочисленных».

Ладно, тогда меняем позицию: поддерживаем не оленеводов, а именно малочисленные народы, малочисленность означает угрозу уничтожения, все логично. Но если мы хотим людям определенной этнической принадлежности помочь, то совершенно не факт, что это лучше делать через оленеводство; в ряде случаев их надо, допустим, трудоустроить на тот же, допустим, «Норникель». И зарубежные компании, в том числе и горнодобывающие, регулярно рапортуют о том, сколько у них представителей инуитов работает на бульдозерах – все в рамках поддержки «своих» КМНС (в недавно подписанном соглашении между «Норникелем» и тремя ассоциациями КМНС отдельно упомянут пункт о целевом обучении детей из числе этих народностей по специальностям, востребованным в структурах компании, с последующим трудоустройством - прим. «Кислород.ЛАЙФ»).

В общем, резюмирую: хотя в Стратегии отрадно было увидеть многие положения, о необходимости которых специалисты говорили давно и много, еще много есть того, над чем предстоит тяжелая работа.