3 января 2020

«Роза ветров на Байкале настоящая, с шипами»

Как изучали озеро до того, как была достроена Иркутская ГЭС? Интересные исторические факты, «ходульные деревья» в бухте Песчаной, «Горный» ветер и рекорды ольхонских рыбаков – из статьи 1958 года об одной научной экспедиции, руководил которой будущий академик Григорий Галазий. Часть первая.
Поделиться в социальных сетях

В осенней научной экспедиции 1957 года по Байкалу, руководил которой известный ученый и тогда еще будущий академик Григорий Галазий, приняли участие журналисты. «Кислород.ЛАЙФ» публикует очерк Николая Волкова, вышедший в №5 журнала «Сибирские огни» за 1958 год. Часть первая. 

«Альбатрос» идет на север 

К отплытию было все готово. Ждали только начальника Байкальской лимнологической станции Григория Ивановича Галазия, возглавлявшего экспедицию. Он под утро возвратился из Иркутска, с заседания Президиума Восточно-Сибирского филиала Академии наук СССР и, отдавая последние распоряжения, несколько задерживался. Команда белоснежного катера «Альбатрос» еще и еще раз проверяла крепление шлюпки, ящиков и бочек, стоявших на корме, укладку канатов и маячных баллонов. Понять такую озабоченность было нетрудно: катеру предстояло пройти вокруг Байкала поздним осенним рейсом. Правда, я и мои спутники – поэт Иннокентий Лyговской, журналист Василий Минеев и корреспондент фотохроники ТАСС Михаил Минеев предпочитали пока не думать о предстоящих трудностях и любовались окружающими нас красотами. 

Вместе с капитаном Василием Ивановичем Слугиным мы стояли у рубки и смотрели на утреннее мглистое море (сибиряки иначе не называют Байкал). Оно было настолько спокойно, что казалось, и суда у причалов, и вечнозеленые горы с ожерельем ледниковых вершин, и небо, и само солнце с удивлением смотрятся в огромное водное зеркало.

- Красив Байкал, ничего не скажешь, да только характером крутоват, - заметил лаборант Б.Ф. Лут.

- Это верно. Слабых он не любит, - отозвался капитан. Это был высокий, худощавый старик, с обветренным морщинистым лицом. Из-под выгоревших желто-бурых его бровей внимательно смотрели серые глаза.

- Да зачем далеко ходить, - включился в разговор механик Г.Н. Бояринцев, - вот взгляните за борт... 

Мы наклонились и под толщей воды, будто под стеклом, увидели каменистое дно.

- Чиста? - лукаво спросил Бояринцев и сам же ответил: – Как слеза! В такой воде нередко на сорок метров в глубину видно. А попробуйте-ка в ней искупаться – обожжетесь. Даже в самые жаркие летние месяцы она студеная как лед.

- На что уж наша сибирская зима крепка, а и та с трудом одолевает Байкал, - снова заговорил капитан. – Землю давно закроет снегом, соседние озера давно утихомирятся, а Байкал все еще гудит и бушует. В прошлом году, например, мы пришли из последнего рейса восемнадцатого января. Наш катер был похож на айсберг. 

С берега кто-то окликнул капитана, и он пошел на зов. Лут, что-то вспомнив, спустился в кубрик, а механик вскоре скрылся в своем машинном отделении. Предоставленные самим себе, мы продолжали любоваться берегами Байкала.

Академик РАН Григорий Иванович Галазий (1922 - 2000) с 1954 по 1987 годы возглавлял Лимнологический институт АН СССР (до 1961 года - станция).

За причалом – дома Листвянки. Той самой Листвянки, которую А.П. Чехов в свое время нашел очень похожей на Ялту. Дома теснятся на узкой береговой террасе, прилепились на крутых склонах лесистых гор. С северной стороны поселок защищен высокими скалами, почти отвесно падающими в воду. А на воде, будто стайка белых чаек, плавают только что изготовленные пассажирские катера. 

Южная часть селения ограничивается глубоким ущельем. Там с глухим рокотом рождается легендарная Ангара. Решительно разорвав гряду гор, она сразу же вырывается из Байкала руслом шириною около километра. Вода здесь мчится с такой скоростью, что далеко не всякое судно, даже немалое, может подняться против течения. 

В самой быстрине истока высится беломраморный Шаманский камень. По верованию шаманов, здесь обитали всемогущие духи-онгоны. К ним за помощью обращались буряты, приезжая сюда за сотни верст. Они перебирались на лодках на камень, поднявшийся над водой всего лишь на два метра. Здесь они приносили жертвы духам и произносили свои заклинания. Нередко к этому таинственному месту привозили преступников, отрицающих свою вину. Их заставляли поклясться в своей невиновности. Угрожающий рокот волн, убеждение в присутствии на камне невидимых духов так действовали на присягающих, что они большей частью сознавались в своих грехах. Все это давно уже ушло в область предания. Но легенда живет, и путешественники обычно с интересом рассматривают Шаманский камень.

Легенда о Шаманском камне жива до сих пор: в древности к этому месту привозили преступников, отрицающих свою вину.

Чуть дальше, за истоком великой реки, видны постройки порта Байкал. Когда-то там кончалась Восточно-Сибирская магистраль и начиналась удивительная по техническому оснащению паромная переправа. Поезда перевозились «за море» на специальном ледокольном пароходе «Байкал».

Старожилы здешних мест хорошо помнят историю этого необыкновенного корабля. Изготовлен он был (без деревянной оснастки) в Англии. Собран же и окончательно оснащен русскими мастеровыми людьми в Листвянке. В январе 1901 года байкальцы с удивлением наблюдали такую картину: стальная громада ледокола отошла от берега и легко вспорола метровый лед. Через несколько часов «Байкал» уже мирно дымил в бухте Мишиха, расположенной в сорока километрах от Листвянки. 

Это был ледокол-паром. С помощью станционного паровоза и перекидного моста на него вкатывалось двадцать семь груженых вагонов. Кроме этого, «Байкал» мог брать на борт еще 2500 человек и 250 лошадей. Три машины, пятнадцать паровых котлов и мощные гребные винты позволяли стальному гиганту развивать ход до 20 км/час. Порты Байкал, Танхой и Мысовая, где приставал ледокольный паром, имели специальные причалы. 

Постройка кругобайкальского участка Восточно-Сибирской железной дороги не очень отразилась на использовании паромного ледокола. Как и прежде, он продолжал курсировать с поездами через море, облегчая нагрузку молодого участка стального пути. В годы гражданской войны ледокол «Байкал», этот четырехтрубный красавец, был расстрелян колчаковцами и сгорел. Причалы же и металлические арки над ними сохранились и до сих пор... 

- Григорий Иванович идет, - прервал наши раздумья боцман.

Мы обернулись и увидели высокого широкоплечего человека в сером плаще, стремительно шагавшего по причалу. За ним, несколько отстав, двигалась группа работников станции, вышедших по обыкновению проводить катер, уходящий в дальний рейс. Провожающие и отъезжающие подняли руки в знак прощания.

- Счастливого плавания!

- До свидания!

Словно застоявшийся конь, катер охотно набирал скорость. С каждым оборотом винта между кормой и берегом разливалось все более широкое водное пространство. Оставляя за собой пенистый след, «Альбатрос» шел заданным курсом – на север.

С помощью станционного паровоза и перекидного моста на ледокол «Байкал» вкатывалось двадцать семь груженых вагонов.

Против ожидания Байкал встретил нас мирно и даже как-то добродушно. Будто вобрав в себя студеную синь небес и золото осеннего солнца, он весь искрился и сиял. Порою казалось, что он лежит в глубокой задумчивости и время от времени тихо вздыхает и улыбается чему-то своему. Лишь иногда водную гладь рябил игривый ветерок, но и тот был настолько слабым, что никак не мог уничтожить след, все время остававшийся за катером. 

Походная жизнь быстро входила в свою колею. Нескольких часов оказалось достаточно для того, чтобы все участники экспедиции перезнакомились между собой и вполне освоились с новой обстановкой. Помимо начальника Байкальской лимнологической станции, кандидата биологических наук Г.И. Галазия и аспиранта Б.Ф. Лута, в экспедицию отправились два практиканта станции – студентка Иркутского государственного университета Людмила Караваева и слушатель Ленинградского Высшего инженерно-морского училища Александр Ахромович. Вместе с учеными в кругобайкальское плавание отбыла и группа работников береговой службы сигнализации. Они должны были проверить работу всех байкальских маяков. Это значительно увеличивало количество остановок, а следовательно, расширяло наши возможности знакомства с Байкалом. 

Под вечер «Альбатрос» бросил якорь в бухте Песчаной. С первого взгляда она покорила всех. Почти правильный полукруг живописного берега ее вписан между двумя причудливыми утесами Малым Колокольным и Большим Колокольным. За ними огромным амфитеатром вздымаются склоны Приморского хребта, покрытые мозаичным ковром осеннего леса. На горных террасах вырисовываются волшебные дворцы-утесы, замки, гроты и колоннады.

Мы услышали много рассказов о климатических особенностях бухты. Это единственное место Восточной Сибири, где среднегодовая температура положительная. Летом здесь теплее, чем на многих курортах Кавказа и Швейцарии. Число солнечных дней здесь больше, чем на ряде известных курортов страны, осадков же выпадает в четыре-пять раз меньше, чем, скажем, в Сочи или Гаграх. Вот почему бухту Песчаную называют «Байкальской Ривьерой» и сравнивают с наиболее живописными уголками Черноморья. Она вполне заслуживает этого. И было как-то странно видеть на берегу один-единственный дом наблюдателя гидрометслужбы. Санаторию бы красоваться здесь! 

Григорий Иванович предполагал до захода солнца произвести контрольный осмотр берегов, а работники службы сигнализации должны были сменить ацетиленовый баллон на маяке. Вот почему, как только шлюпка была спущена на воду, все заторопились на берег.

- Здесь можно познакомиться с одним из «чудес» Байкала – «ходульными деревьями», - сообщил Галазий, когда мы ступили на твердую землю.

- Где же они?

- А вот смотрите.

И действительно, мы увидели нечто необычное. На склоне песчаной дюны росло несколько лиственниц, как бы приподнявшихся над землей на собственных корнях.

- Весь грунт из-под них вынесен ветром, - пояснил Лут.

Он свободно вошел в «ворота», образованные корнями и, подняв руку, едва-едва достал до нижней части корня дерева. Неподалеку росла другая лиственница, расположенная горизонтально.

«Ходульные деревья» в бухте Песчаной на Байкале можно увидеть и сегодня.

Начальник экспедиции с помощниками отправился в пещеру, где была засечка уровня Байкала, а мы во главе с Б.Ф. Лутом начали подниматься на вершину стометрового утеса, названного Большим Колокольным. Вначале туда вела хорошо протоптанная тропа. Затем пошла деревянная лестница и, наконец, перед самой вершиной началась металлическая лестница, поставленная почти вертикально. С правой стороны ее тянулся деревянный желоб, по которому наверх затаскиваются баллоны с ацетиленом.

- Когда-то сюда дважды в день поднимался маячник, - сообщил Лут.

- Почему когда-то? – удивился Ахромович.

- Да потому, что раньше горели обычные керосиновые фонари. Их приходилось вечером зажигать, а утром гасить. Теперь смонтирована автоматическая ацетиленовая горелка.

Чуть позже мы узнали, что эта горелка через каждые пять секунд дает яркую вспышку, хорошо видимую судоводителями за 40-50 км. Одного баллона хватает на два-три месяца, при круглосуточных вспышках.

С выступа скалы, где прилепился маяк, открылась величественная картина вечернего Байкала. Оправа вода горела ярким огненным румянцем заката. Левее – светилась нежными светло-лиловыми красками, постепенно переходившими в серебристо-бирюзовый цвет. На север, пока хватал глаз, уходила безбрежная темно-синяя, почти черная водная гладь. Там, у самого горизонта, густо дымили два парохода.

- Красота-то, нет, красотища-то какая! – воскликнул Луговской. Ему никто не ответил. Все стояли, как зачарованные. 

Поскольку вечер был теплым и тихим, а ночевать было решено в бухте Песчаной, участники экспедиции не торопились возвращаться на катер. Григория Ивановича мы встретили около шлюпки, когда уже почти стемнело. Он сидел на бревне, выброшенном на берег штормовой волной, и что-то осторожно выводил в блокноте. Мы молча сели рядом. Однако вскоре начался общий оживленный разговор. Вначале он касался только наших свежих впечатлений, а затем перешел к Байкалу вообще. Причем мы больше спрашивали, а Григорий Иванович объяснял. Если его ответы собрать воедино, то получится примерно следующее.

Когда-то на байкальских маяках горели обычные керосиновые фонари. Их приходилось вечером зажигать, а утром гасить.

Байкал издавна привлекает внимание людей. И привлекает по целому ряду причин. Прежде всего бросаются в глаза внешние особенности этого водоема. На площади его водного зеркала могут свободно разместиться, например, три таких страны, как Ливан. Под стать морским глубины Байкала. Долгое время его было принято называть бездонным. Теперь точно установлено, что наибольшая глубина Байкала – 1741 метр. В этом с ним не может соперничать ни одно из озер мира. Так, известное пресноводное Кратерное озеро в Америке имеет глубину лишь 610 метров, а полусоленое африканское озеро Танганьика – 1435 метров. 

Поистине колоссальны запасы воды Байкала, которую он получает, по подсчетам известного исследователя Черского, от 336 рек и речушек. Чтобы, скажем, осушить его, пришлось бы заполнить двадцать три таких моря, как Азовское, или девяносто два таких, как Аральское. А если бы мы попытались сделать это через Ангару – не уменьшая и не увеличивая ее настоящего стока, - то для полного осушения байкальской котловины потребовалось бы не менее четырехсот лет, при условии, что за это время в Байкал не поступило бы ни единой капли воды.

Весьма своеобразны флора и фауна Байкала. В нем обитают такие, чисто морские выходцы, как тюлень (по местному нерпа), омуль, рачки-бокоплавы, брюхоногие моллюски, пиявки-торикс. Неплохо себя чувствуют и морские губки. Подсчитано, что из 1700 видов животных и растений, обитающих здесь, по меньшей мере половина нигде на земле больше не встречается. Именно за это Байкал назван учеными «музеем живых древностей». 

Не менее интересной особенностью этого водоема является его исключительная древность. Как установлено, средняя продолжительность существования озер – 10-15 тысяч лет. За это время они либо высыхают, либо резко мелеют, занесенные различными осадками и отложениями, либо превращаются в болота. Байкал существует по крайней мере 20 миллионов лет и почти не меняется. 

Вот почему на протяжении длительного времени этот водоем занимает умы ученых. Раскрыть его тайны пытались уже многие, в том числе академики Паллас, Георги, Обручев, профессор Павловский, известные исследователи и натуралисты Черский, Дыбовский, Годлевский, Чекановский, Верещагин. Особенно большие споры вызывает происхождение самой впадины Байкала. На этот счет существует уже немало различных гипотез. Многие из них опровергнуты новыми фактами. Другие остаются до сих пор недоказанными до конца. В частности, Чекановский и Эрман утверждали, что Байкал есть образование провального характера, тесно связанного с мощными вулканическими изменениями земной коры. 

По мнению Георги, Меглицкого и Кропоткина, байкальская впадина – это древняя долина, постепенно опустившаяся и заполненная водой. Широкое распространение получила гипотеза профессора Павловского о происхождении Байкала в результате встречных надвигов, связанных со сжатием земной коры. В настоящее время все большее признание находит утверждение академика Обручева о том, что байкальская впадина образовалась вследствие разломов поднявшейся горбом земной коры, последовавшего затем глубокого опускания по линиям трещин некоторых участков ее и одновременного подъема соседних. Следовательно, этот вопрос еще ждет своего окончательного разрешения. 

Нет единства мнений и на происхождение животного и растительного мира, в частности их морского элемента. Академик Берг утверждает, что Байкал никогда раньше не был связан с морем и что в нем сохранилась его собственная флора и фауна, возникшая здесь в очень давние времена. По другому, теперь наиболее распространенному мнению, все морские формы проникли в этот водоем в свое время из морей. При этом называются и возможные пути их движения: либо через Ангару и Енисей, либо через Лену и Амур, якобы тоже имевших в прошлом связь с Байкалом. 

По-настоящему изучением этого редкого водоема занялись только в наше, советское время. В начале 1920-х годов на Байкале долго работала специальная комплексная экспедиция Академии наук СССР. Вскоре после этого здесь закладывается, а в 1928 году юридически оформляется единственная в нашей стране лимнологическая или озероведческая станция Академии наук. С первых же дней существования станции ее сотрудники занялись изучением Байкала с учетом его конкретного практического значения для развития экономики Восточной Сибири.

Коллектив Байкальской лимнологической станции вложил немалую долю труда в разрешение важнейших проблем, связанных с использованием энергетических ресурсов Байкала, а также с уточнением природных богатств речных бассейнов. Печатные работы станции составляют уже семнадцать томов. В настоящее время на станции работает пятьдесят ученых, из которых десять имеют ученые степени и звания. В распоряжении лимнологов пять самоходных судов, приспособленных для научно-изыскательской работы, и ряд лабораторий, оснащенных новейшим оборудованием. В недалеком будущем станция разместится в новых корпусах, у истока Ангары.

...Только после того, как все небо вызвездило и широкая лунная дорога пролегла через залив, мы поднялись на катер. Здесь нас ждали давно уже остывший, но все равно вкусный ужин из омулей и вполне заслуженные упреки повара Александры Ивановны. Основательно подкрепившись, люди разошлись по кубрикам и вдруг почувствовали, что минувший день взял много сил и что уже давно пора отдыхать. Поэтому вскоре все были в спальных мешках и на корабле наступила полная тишина. 

Но отдохнуть по-настоящему нам в эту ночь не удалось. Примерно около трех часов мы были разбужены неожиданно заработавшим мотором. Причем сразу же все почувствовали что-то неладное. Снаружи раздавался топот ног, слышались тревожные голоса. Катер будто в испуге трясся мелкой дрожью. Временами его встряхивало какой-то чудовищной посторонней силой.

- Горная! – пробасил в темноте Григорий Иванович и торопливо зашагал по трапу наверх.

Ничего не поняв, мы тоже выскочили на палубу и буквально захлебнулись от напористого, необыкновенно сильного и в то же время почти бесшумного ветра.

- Якоря... сорвало! – нанесло откуда-то со стороны досадливый голос помощника капитана. Вслед за этим с грохотом упала дымогарная труба, сорванная порывом ветра.

Потом до нас долетели отрывки громкого приказа капитана:

- ...скалы... винт смотри.

Мы, стоявшие на корме, разом обернулись и скорее почувствовали, чем увидели, что «Альбатрос» несет на мрачные громады утеса Большого Колокольного.

«Но почему же не уходим?» – мелькнула тревожная мысль. Темнота показалась сразу угрожающей. Наконец-то! Винт начал осторожно вращаться. Видимо, капитан опасался подводных камней и «прощупывал» корму. Гудение мотора усилилось, катер тяжело приостановился и только после этого начал медленно удаляться от опасного места. Яркий сноп света, выброшенный прожектором, разорвал темноту и торопливо заметался по смолянисто-черной поверхности воды. 

Ветер между тем рвал и метал все вокруг. Близость берега не позволяла ему развести большую волну, поэтому он то и дело срывал с острых гребешков воды тучи крупных брызг и сердито швырял их в разные стороны.

- Как разбойник налетел, - возмутился Лут.

- Так это ж «Горный», - прокричал сзади помощник капитана, все еще стоявший на корме с шестом в руках. – Осенью он только так свирепо и дует... 

Сделав осторожный зигзагообразный ход, капитан вывел катер под защиту утеса. Здесь было тише. Но «Альбатрос» был немедленно поставлен на два якоря – основной и дополнительный. Уснули мы только перед рассветом. А когда утром вышли на палубу – глазам своим не поверили: Байкал тихо плескал ленивой волной и лукаво сверкал на солнце. Небо было по-прежнему совершенно чистым.

http://s4.fotokto.ru/photo/full/353/3533695.jpg
Шторм на Байкале.

Труженники моря

Деловито попыхивая мотором, «Альбатрос» продолжал свой путь на север. Шел он все время около берега, за которым Г.И. Галазий вел почти непрерывное наблюдение. Отроги Приморского хребта, густо поросшие таежным разнолесьем, то отвесно падали в воду, то вдруг расступались глубокими распадками. Погода благоприятствовала походу, поэтому большинство участников экспедиции находилось на палубе. Мы сидели на спардеке и слушали Григория Ивановича. 

- Для нас очень важно знать, как формируются и меняются берега, - говорил он. – Особенно важно знать это сейчас, в связи со строительством электростанций и созданием новых, а также изменением старых водоемов. Вот, скажем, уровень Байкала после сооружения Иркутской ГЭС значительно поднимется. Как тогда поведут себя его берега? Мы должны ответить на этот вопрос. Для этого нужно установить, как они вели себя в прошлом. 

- Разрабатываемый нами ботанический метод исследования, - продолжал Григорий Иванович, - может явиться одним из ключей раскрытия этой тайны. Ведь дерево – живой календарь природы. Его годичные кольца, древесина и крона очень точно отмечают все причины, изменяющие условия роста. Если, допустим, корни подтапливаются, рисунок колец древесины один, если дерево подмывается и наклоняется, этот рисунок другой. Резко меняется и строение коры, а также направление новых побегов. Вот мы и хотим собрать воедино все эти данные и с их помощью заставить деревья, в том числе и многовековые кедры и лиственницы, рассказать нам о том, что скрыто от нас временем. Деревья помогут нам определить даты высоких исторических горизонтов воды, оползневых явлений, каменных обвалов, лесных пожаров, образования береговых валов, водоемов и скорости переформирования их берегов, а также даты и масштабы наводнений и некоторые другие природные явления. 

Мысль о том, что деревья, как живой календарь природы, можно поставить на службу науке, возникла у него во время изыскательских работ в Хибинах и Восточных Саянах. Окончательно она оформилась на Байкале. В течение ряда лет настойчиво охотится он за «говорящими деревьями», тщательно систематизируя и сверяя их многочисленные показания. Чтобы добыть как можно более многолетние образцы, Григорий Иванович совершил уже не одну кругобайкальскую экспедицию. В результате ему удалось добавить к характеристике Байкала новую любопытную страницу.

Во-первых, все деревья «в один голос» подтвердили зарегистрированные наукой даты повышения горизонтов воды в Байкале в 1932-33 и 1869-70 годах. Во-вторых, деревья подсказали, что повышение уровня в Байкале имело место и раньше, а именно в 1824-1825 годах, 1784-1785 годах, 1733-1734 годах и, наконец, в 1680 году. Деревья способны «сказать» и о том, на сколько метров и даже сантиметров поднимался горизонт воды. Сейчас ученый ищет дополнительные подтверждения своих выводов, а главное, стремится проникнуть как можно дальше вглубь веков. 

- Чтобы исключить недоразумения, - закончил свой рассказ Григорий Иванович, - мы ведем эти работы в тесной связи с геологическими, гидрологическими и другими исследованиями. Вот и в этом рейсе будем заниматься одновременно берегом, водой и растительностью. 

Но вот горы как-то неожиданно расступились и между ними открылся неширокий водный коридор.

- Вот и ворота, - подтвердил Григорий Иванович.

Катер уверенно вошел в них и, не сбавляя скорости, продолжал свой путь. Слева от нас, примерно в километре, поплыл безлесный материковый берег, справа на том же расстоянии встали грязновато-серые скалы острова Ольхон. Здесь начинался район богатейших рыбных промыслов. 

Но в первые минуты знакомства с новыми местами мы вспомнили не об этом. С островом Ольхон у бурят связано особенно много религиозных и мифологических представлений. Одна из легенд утверждает, что на этом острове в свое время был стан Чингиз-хана, который будто бы явился сюда по перешейку, соединявшему тогда остров с восточным берегом. От этой стоянки якобы остался большой таган с котлами и лежащей в нем лошадиной головой. Здесь же, по словам легенды, на Пещерном мысу и захоронен великий монгол. 

- Подходим к Ольхонским воротам, - сообщил вахтенный, проходя мимо нас.

Мы невольно повернулись к берегу, но сколько ни всматривались в него, ничего похожего на ворота не обнаруживали. Видимо, неопытный глаз не улавливал того, что хорошо видели байкальцы. На острове сохранились остатки каменных стен, кладбищ, дорог далеких предков, а также рисунки и надписи на скалах. Вытянувшись вдоль западного берега почти на 70 км, остров отделил от Байкала так называемое Малое море – место жесточайших штормов и особой девственной красоты. Будучи самым большим на Байкале, остров Ольхон является в то же время самым засушливым. Здесь выпадает осадков не больше, чем в Средней Азии. Чтобы улучшить полив сенокосных угодий, буряты, живущие на острове, издавна научились производить зимой снегозадержание. 

Обогнув южную оконечность сигарообразного острова, «Альбатрос» вышел в Малое море, излюбленное место омулевых косяков. Оно было тихим и безмятежным. Только несколько катеров и моторных лодок бороздили его в разных направлениях. Кое-где виднелись стайки белокрылых чаек, с криками реявших над водой. Вскоре впереди показались дымки Хужира – «столицы» маломорских рыбаков. Этот поселок возник сов­сем недавно – в 1946 году. Но этих немногих лет оказалось достаточно, чтобы на берегу Малого моря протянулись километровые улицы поселка с электричеством, радио и телефоном.

Вид на Малое море с острова Ольхон.

...Около полудня катер пришвартовался у причала Ольхонской моторно-рыболовной станции. Пока команда занималась своими делами, нам удалось побеседовать с директором станции и рыбаками. Вот что они рассказали о своем предприятии.

- Ольхонская МРС создана в 1942 году и является единственной на Байкале. Она обслуживает тринадцать колхозов. В ее распоряжении 39 катеров, моторных ботов, фелюг и лодок, а также 273 гребных лодки. 41 бригада работает на капроновых сетях, остальные на закидных неводах. 10 бригад снабжены механизированными тонями. В общем мускульные усилия рыбаков сведены к минимуму. Отправляясь на промысел и возвращаясь с него, они даже не прикасаются к веслам: за них все делает мотор. За минувшее пятилетие уровень механизации добычи рыбы возрос в восемь раз. Неуклонно увеличиваются и уловы. 

Особенно уважительно говорили наши собеседники о рыболовецкой бригаде Егора Евстифьевича Копылова из колхоза им. Микояна. Она первой отбросила годами бытовавшее среди маломорских рыбаков мнение о том, что в начале лета омуля можно ловить только на постоянных тонях острова, а со средины июля – на материковых участках лова. Внимательно изучая повадки рыбы, бригадный вожак пришел к интересным выводам. Он доказал, что, в зависимости от постоянно изменяющихся под воздействием ветров, течений и температур воды, косяки омуля обычно не задерживаются на одних местах и постоянно перемещаются с одного участка на другой. Так, ветры, дующие с запада и северо-запада, гонят богатые кормами воды к берегам острова. Вместе с ними перемещаются и омулевые стада. Ветры северо-восточного направления сгоняют воды открытых районов Малого моря к материковым участкам, одновременно увлекая за собою и косяки рыбы. 

Поэтому бригада Копылова смело отказалась от пассивного метода лова и перешла к маневренному промыслу. В первую же путину бригада 17 раз сменила место лова и в полтора раза перевыполнила план. Так было и в последующие годы.

Побеседовав с рыбаками, мы вернулись на катер. Остальную часть дня заняли промеры глубин. Работа эта оказалась довольно кропотливой. Для каждого нового захода с помощью карты, компаса и береговых ориентиров прокладывался точный маршрут. Когда же «Альбатрос» медленно, будто крадучись, плыл в заданном направлении, его движение все время строжайшим образом контролировалось капитаном, стоявшим у штурвала, - по одному компасу, и Б.Ф. Лутом, поднявшимся на капитанский мостик, - по другому. Боцман Пестерев, он же эхолотист, ни на минуту не спускал глаз с ленты эхолота. По ней все время ползла жирная извивающаяся линия самописца, обозначавшая глубину. Каждые тридцать секунд Пестерев громко сообщал показания прибора, а Г.И. Галазий, пристроившийся тут же, у маленького капитанского столика, быстро записывал их. 

Эта работа диктовалась рядом обстоятельств. Важнейшее из них заключалось в том, что Байкал до сих пор не имеет полной карты глубин и рельефа дна. Правда, промерами его занималось немало энтузиастов своего дела, но лучшее, что оставили они после себя, - это примерное районирование глубин и лоцию узкой береговой полосы. Последняя из них создана еще в начале нашего века под руководством Дриженко и пока что является единственным путеводителем байкальских моряков. Только избороздив Ольхонские ворота вдоль и поперек, «Альбатрос» вышел в открытое море и взял курс на мыс Ижимей.

«Ольхонская МРС создана в 1942 году и является единственной на Байкале. Она обслуживает тринадцать колхозов».

По первоначальному замыслу экспедиция должна была идти до самой северной точки Байкала западным берегом, а возвращаться на юг восточным. Но чем дальше она продвигалась на север, тем больше говорили о необходимости изменения этого маршрута. Когда же катер пересек среднюю часть озера, в шутку названную обитателями судна «байкальским экватором», начальник экспедиции, капитан и мастер службы сигнализации собрались на совет. Дело в том, что хорошая погода необычно затягивалась. Такое на осеннем Байкале бывает не часто и, как правило, сменяется сильными бурями. Все шло к тому, что тихие солнечные дни могли кончиться как раз тогда, когда катер пойдет в обратный путь.

Оказаться же у северо-восточного берега во время штормов вдвойне опасно – там почти нет бухт и заливов, защищенных от ветров. Чтобы внести в этот вопрос ясность, попытались связаться с Байкальской метеостанцией. Но она почему-то упорно молчала. Не ответила и штормовая служба.

- У нас и тонуть-то надо строго по расписанию, - пошутил помощник капитана В.П. Лешкевич, выходя из радиорубки. По его словам, все байкальские суда снабжены расписанием, согласно которому они и должны держать связь с землей. В неурочное время сделать это почти невозможно. Прозвучало это, конечно, странно, но все судоводители, с которыми нам довелось потом беседовать, уверяли, что это так и есть на самом деле. 

После окончания работы на мысе Ижимей, где менялся ацетиленовый баллон на маяке, было решено на собственный риск и страх пересечь Байкал и, пока можно, плыть вдоль восточного берега. Когда «Альбатрос» отходил от Ижимея, Байкал лишь слегка рябило попутным ветерком. В это утро «славное море» блистало какой-то особой, без конца менявшейся красотой. То оно до самого горизонта играло темно-синей волной. То вдруг становилось бирюзовым, затем зеленым и, наконец, серо-пепельным, по-осеннему холодным. Потом все вытеснял серебристо-стальной оттенок, и вода начинала вспыхивать на солнце ослепительно ярким, почти белым пламенем. Тогда на нее уже невозможно было смотреть незащищенным глазом. И все это при одном и том же ветре и совершенно безоблачном небосводе. 

Словно соревнуясь с Байкалом яркостью красок, огненными одеждами осени, полыхали берега. Удалявшиеся от нас отроги Приморского хребта желтели охрой лиственницы. На фоне густо-зеленых островков сосны огнем горели березы и осины. К концу дня температура начала резко падать, ветер усилился и вскоре погнал нам вслед нарастающие водяные валы. По небу поползли серовато-пепельные облака. Но поскольку большая часть пути была уж е позади, а устье реки Турки могло укрыть нас от непогоды, капитан продолжал спокойно вести катер.

- Опять «Горный» разыгрывается, - проворчал он, когда высокая волна с угрожающим шипеньем обогнала «Альбатрос».

- Это что же, самый опасный представитель здешней розы ветров? – спросил Саша Ахромович.

- Да нет, не совсем так, - с раздумьем ответил капитан. – «Сарма» у нас самая страшная. – Помолчав немного, он добавил: – Та срывается с гор совсем неожиданно и через минуту уже мчится по морю с ураганной скоростью. Ну, иногда «Култук» или «Верховик» могут разгуляться...

- Да сколько же у вас всех названий ветров? – искренне изумился практикант.

- Поживешь, узнаешь, - уклончиво ответил капитан: – А в общем, парень, я тебе вот что скажу: какая роза ветров на вашей Балтике, я не знаю. У нас же на Байкале она настоящая, с шипами. 

И капитан замолчал надолго, сосредоточенно глядя вперед. Там с шумом катились уже трех- и четырехметровые волны. Впервые за весь рейс катер начало основательно качать. Когда же до берега оставалось километра два-три, когда приветливые огоньки рыбацкого поселка замерцали совсем рядом, всем стало ясно: в Турку не войти. Ее двадцатиметровое устье буквально захлестывалось волнами. К тому же оно выходило в Байкал под прямым углом к направлению ветра и ходу судна. Следовательно, чтобы попасть в реку, катеру нужно было на гребне волны сделать почти мгновенный поворот под девяносто градусов. Выполнить такой маневр, он, конечно, не мог, и при первой же попытке оказался бы на камнях. Оставаться же на внешнем рейде было немыслимо. Даже пароход «Дзержинский», было остановившийся здесь, на наших глазах снялся с якоря и заторопился к противоположному берегу. 

Будто растерявшись от неожиданности, «Альбатрос» замедлил бег, недовольно пофыркал приглушенным мотором, затем начал забирать круто влево. Спокойно дремавший берег поплыл куда-то в сторону, а мы тотчас же ощутили настоящую силу шторма. Катер то и дело вставал на дыбы, стремительно взлетал на гребень волны, а затем, когда большая часть его корпуса зависала в воздухе, тяжело валился вниз и со всего размаха падал в кипящую воду. Тучи брызг, вздымавшиеся вверх, потоками воды обрушивались на палубу, захлестывали смотровые стекла рулевой рубки. Но катер, подчиняясь воле человека, все так же натужно ревел мотором и снова и снова взлетал над волной... 

Отчаянная болтанка продолжалась уже пятый час, а остров Ольхон все еще едва виднелся вдали. В довершение ко всему началось сильное обледенение. Первой превратилась в бесформенную глыбу льда носовая лебедка. Потом толстой ледяной коркой покрылись бортовые тросы ограждения и вся передняя стенка рулевой рубки. Чтобы улучшить видимость, капитан вынужден был опустить смотровое окно. Теперь потоки брызг то и дело обдавали его лицо. Вначале он старался увертываться от студеного душа, а потом, захваченный борьбой с разбушевавшейся водной стихией, явно забыл о себе и уже не замечал, как холодные струйки воды то и дело стекают под воротник форменного кителя. 

По-разному переживали это неожиданное испытание обитатели судна. Капитан оставался внешне совершенно спокойным. Несколько шире обычного расставив ноги и чуть больше подавшись вперед, он почти беспрерывно работал штурвалом, стараясь «скулой» форштевня дробить наиболее сильные волны. Теперь он все время молчал. Лишь один раз обернулся к практиканту, сидевшему позади и, заметив смущение на его лице, усмехнулся:

- Ну как, Сашок, теперь чуешь, чем пахнет байкальская роза? – Потом уже серьезно добавил: – Иди-ка лучше ляг, да попутно пришли моего помощника. 

Практикант осторожно встал, виновато улыбнулся бледными губами и, крепко держась за ручку двери, вышел из рубки. Механик Г.Н. Бояринцев, отстояв свою вахту, ушел было отдыхать. Но, когда началась сильная качка, снова вернулся в машинное отделение и, не сказав ни слова, встал рядом со своим помощником В.А. Белозерцевым. Так, чутко прислушиваясь к напряженному гудению мотора и в любую минуту готоые прийти ему на помощь, стояли они вдвоем на вахте до конца трудного перехода. Боцман Г.Ф. Пестерев как ни в чем не бывало занимался своим делом, несмотря на то, что палуба все время уходила из под ног. 

В нашем кубрике все под разными предлогами лежали. У всех был довольно бледный вид. Когда чемоданы особенно активно задвигались по полу, а фотоаппараты, висевшие на крючке верхней койки, начали описывать большие круги, невольно подумалось: «В Иркутске, небось, и не замечают такого ветра. Он, может, завывает где-то в вершинах де­ревьев и над крышами домов, а люди спокойно идут с работы или на работу, в кино или театры. Здесь же он так раскачал водную массу, что неизвестно, благополучно ли мы доберемся до спасительного берега...». 

...Во втором часу ночи, в кромешной темноте «Альбатрос» осторожно вошел в бухту Сенную, расположенную чуть севернее мыса Ижимей.

Продолжение следует...

Пять вопросов и ответов о Байкале
Пять вопросов и ответов о Байкале

Дискуссия о том, как регулировать уровень Байкала, обострила давние противоречия между общественниками и Минприроды РФ. Под раздачу как обычно попали энергетики, которые якобы виноваты в «сливе» озера через плотину Иркутской ГЭС. «Кислород.ЛАЙФ» решил обратиться к истокам и напомнить, что об уровне говорил академик Григорий Галазий.

 

Пять лучших книг о гидроэнергетике
Пять лучших книг о гидроэнергетике

«Кислород.ЛАЙФ» предлагает всем, кому нечем заняться в новогодние праздники, почитать книги про ГЭС – романы, поэмы, воспоминания и публицистику. На нашей книжной полке пока не так много произведений, но мы рассчитываем на вашу помощь – давайте заполнять эту энергетическую библиотеку вместе.

Если вам понравилась статья, поддержите проект