6 января 2020

«Из-за хапового лова омуля скоро ловить будет нечего»

Как изучали озеро до того, как была достроена Иркутская ГЭС? Красоты северного Байкала, быт рыбаков, охотники на ондатру, горячие источники и трагическая история образования залива Провал – из статьи 1958 года об одной научной экспедиции, руководил которой будущий академик Григорий Галазий. Часть вторая.

Поделиться в социальных сетях

В осенней научной экспедиции 1957 года по Байкалу, руководил которой известный ученый и тогда еще будущий академик Григорий Галазий, приняли участие журналисты. «Кислород.ЛАЙФ» публикует очерк Николая Волкова, вышедший в №5 журнала «Сибирские огни» за 1958 год. Часть вторая, первую часть очерка можно прочитать по этой ссылке.

Северобайкальские встречи 

Корабельные «пророки» оказались правы: тихая солнечная погода сменилась беспокойными штормовыми днями. Теперь с гор почти беспрерывно низвергались потоки холодного воздуха, настойчиво гнавшие к противоположному берегу хлесткую серо-пепельную волну. Они то и дело заволакивали небо рваными кучевыми облаками, наносили крупный пушистый снег. Экспедиция больше не пыталась изменять маршрута и продолжала плавание вдоль западного побережья. Правда, «Альбатросу» частенько приходилось отстаиваться в укромных бухточках, как стеной отгороженных от мира высокими скалистыми берегами. Но поскольку и здесь находились какие-то дела, это не очень ограничивало изыскательские работы и не уменьшало энтузиазма и бодрости. К тому же Байкал оставался самим собой и почти на каждом шагу чем-нибудь да удивлял и обогащал нас. 

Вооруженные фотоаппаратами встречали участники экспедиции мыс Хобой, расположенный на северной оконечности острова Ольхон. И не случайно. Как только ветер начал огибать скалу Дева, на фоне грязновато-серого неба и в самом деле возник четкий контур огромной каменной девы. Ясно были видны пышные волосы, как бы небрежно закинутые назад, грубоватое, но мужественное лицо, округлые груди и длинное, в складках платье, свободно ниспадавшее чуть ли не до самой воды. Было очень похоже, что дева пристально всматривается в студеное море и ждет, не выйдет ли оттуда кто-то... 

Мыс Арул, где Григорий Иванович спилил первый образчик многолетнего дерева, оказался обладателем «новорожденного» озера. Еще не так давно, оно было обычным заливом Байкала. С течением времени волны намыли на отмели широкую галечную дамбу и таким образом внесли существенную поправку в географию здешних мест. Помимо ученых, этим заинтересовались... чайки. Они избрали новое озеро местом своих осенних «базаров». 

Знакомством с первым представителем Дальнего Севера – кедровым стлаником - ознаменовалось пребывание экспедиции на мысе Кочериковском. А когда новые образцы спиленных деревьев были уже сложены на катере, когда все данные визуальной съемки берега были занесены в полевые дневники, всеобщее внимание привлекли вихревые-веерообразные ветры. Налетали они из глубокого распадка и, как только касались воды, приобретали вращательное движение. При этом одна часть их вращалась в правую сторону, другая в левую. 

Запомнилась остановка и на мысе Шартла, где менялся ацетиленовый баллон на маяке. Здесь участники похода наблюдали довольно редкое движение горизонтальных воздушных потоков. Низовой ветер, дувший с утра, старательно гнал волну к западному берегу. С гор же вдруг начали срываться пухлые ватные облака и торопливо понеслись метрах в двухстах над водой... в противоположном направлении. А в это самое время, чуть выше их, строго на север степенно плыли тяжелые свинцовые тучи. 

На седьмые сутки плавания «Альбатрос» миновал мыс Елохин, где кончается территория Иркутской области, и пошел водами соседней Бурят-Монгольской АССР. Слева по борту в синеватую высь просветлевшего неба взметнулись пики величественного Байкальского хребта, достигающие в этих местах своей наибольшей высоты – 2574 метров.

Научная экспедиция больше не пыталась изменять маршрута и продолжала плавание вдоль западного побережья.

Северный Байкал – один из богатейших промысловых районов «славного моря». Живут здесь в основном русские, буряты и эвенки – потомственные рыбаки и охотники. Они с одинаковым мастерством ловят рыбу, выслеживают зверя, перерабатывают дары моря и тайги. Их разнообразную продукцию из омуля, сига, хариуса, тайменя, язя, окуня и частика (особенно в консервированном виде), а также отличные меха соболя, ондатры и белки хорошо знают не только в Сибири, но и во многих городах Европейской части страны.

Административным, экономическим и культурным центром этого отдаленного и своеобразного района является Нижне-Ангарск. Он возник на месте небольшого рыбацкого поселка Чичевки. Это о нем один из путешественников прошлого века писал: «Вообще Чичевки так близко стоят к воде, так со всех сторон окружены водою, так разделены водою на части и так вместе с тем связаны через нее же, что, пожалуй, напоминают миниатюрную Венецию».

В старину в этом поселке проводились ежегодные осенние и зимние соболиные ярмарки, собиравшие много купцов и промысловиков Ближней и Дальней тайги. Короче говоря, Северный Байкал подкупал своими, только ему свойственными красотами. Не удивительно поэтому, что как только в туманной дымке солнечного утра показался Нижне-Ангарск, все участники похода высыпали на палубу. 

Близ Нижне-Ангарска в Байкал впадает Верхняя Ангара. Она несколько разочаровывает людей, которые видят ее впервые. Верхняя Ангара совсем не похожа на свою старшую сестру: узка, мелка, мутна. Зато дельта ее под стать любой полноводной реке страны. Она занимает около 500 кв. км и может быть по праву названа краем тысяч проток, озер и островов. Весной сюда прилетают несметные стаи птиц, а осенью речки кишат рыбой. 

Нижне-Ангарск раскинулся на отлогой береговой полосе. Но часть новых домов начинает подниматься в гору, поросшую молодым густо-зеленым сосняком. Как и во всяком районном центре, здесь давно уже вошли в обиход электричество, радио, телефон. Работают почта и телеграф, школа, клуб, библиотеки, несколько магазинов и столовых. Со всех концов поселка хорошо видны добротные постройки пункта «Заготпушнина», где сосредоточивается «мягкое золото» северобайкальской тайги. На его просторный двор хорошо знают дорогу охотники, промышляющий на много сот километров в округе. 

Из предприятий самое крупное – рыбоконсервный комбинат, созданный в годы Великой Отечественной войны. Это – высокомеханизированное производство, многие трудоемкие процессы которого автоматизированы. Люди в белых халатах работают в безупречно чистых цехах. Почти всем сложным оборудованием мастерски управляют вчерашние охотники и рыбаки. Когда мы поинтересовались лучшими из них, нам, не задумываясь, назвали десятки имен. Одна за двоих работает штамповщица Тамара Падерина. Под стать трудятся закатчица банок Агафья Кетрова и резчица рыбы Лидия Павлова. Добрая трудовая слава издавна идет о смене мастера Валентины Деминой. За минувшее пятилетие комбинат удвоил выпуск продукции. С переходом в новые цехи, поднимающиеся на южной окраине поселка, объем производства увеличится втрое. 

И в этом далеком сибирском уголке дыхание нашего времени ощущалось в полную силу. Учитывая, что летняя путина давно уже закончилась, мы не надеялись познакомиться с рыбаками Северного Байкала непосредственно в работе.
Поселок Чечевки, из которого в ХХ веке вырос город Нижнеангарск, одному из путешественников однажды напомнил миниатюрную Венецию.

Но по ходу дела в Нижне-Ангарске у нас возникла необходимость встретиться с председателем райисполкома. Его на месте не оказалось, и на наш вопрос: «Где он?» – последовал довольно странный ответ: «На хаповом лове». Тоже самое слышали мы и в приемной секретаря райкома партии. Что означает этот странный термин, вскоре нам разъяснили рыбаки.

«Альбатрос» осторожно поднялся вверх по одному из многочисленных рукавов Верхней Ангары и пришвартовался у Холодного плеса. Здесь работала бригада Федора Нелюбина. Рыбаки охотно поделились секретом «хапового лова». Все двадцатиметровое русло реки Ангаракан перегорожено тройным рядом сетей. Первая, воронкообразная сеть направляет рыбу в предварительную ловушку. Вторая завершается глубоким карманом, окруженным дощатыми мостками. В нем-то рыбу с помощью саков – специальных плетеных сеток – периодически вычерпывают в карбаза. Если же иная пронырливая рыбешка все-таки проскочит через двойной заслон сетей, она будет поймана третьей, контрольной сетью. Предусмотрена возможность ухода рыбы и через другие ответвления Верхней Ангары: у самого истока их установлены направляющие стенки из сетей. 

- А не кажется вам, что при таком способе лова в Байкале в конечном счете нечего будет ловить? – осторожно осведомился начальник экспедиции.

Бригадир неопределенно пожал плечами:

- Незадолго до вас тут были секретарь райкома партии и председатель райисполкома. У них одна песня: «Давай, давай, братцы, жми, выполняй план. Не будет рыбы – не будет денег». Ну вот мы и жмем. 

Несколько рядовых рыбаков пододвинулись поближе и заговорили почти ра­зом.

- Иначе и быть не может, если это «хапанье» не прекратится. Ведь точно так же «выжимают» план на Селенге и других реках Байкала.

- Не случайно омуль начал мельчать в последнее время. Бывало, во-о каких ловили, а теперь одна мелюзга идет.

- Так ведь мы же не даем ему вырасти. Чуть только оперится, сунется на первый нерест – тут ему и крышка...

К дощатому причалу ловушки подошел очередной карбаз. Рыбаки разошлись но своим местам. Через минуту над водой засеребрилась трепещущая рыба. Жизнь на Холодном плесе шла своим чередом...

Ловля омуля на Байкале и в конце 1950-х вызывала вопросы - так, особо вредным оказался т.н. хаповый лов.

Опасливо обходя мели и коряжины, «Альбатрос» спускался вниз по реке. Когда он проходил мимо острова, густо поросшего невысоким лесом, из прибрежного кустарника раздался хрипловатый голос:

- Э-гей, на катере!

- Чего там? – сердито отозвался помощник капитана, стоявший у двери рулевой рубки.

- Прихватите до райцентра. Позарез нужно. – С этими словами к воде вышел невысокий коренастый мужчина в телогрейке и шапке-ушанке, сбитой на затылок. Махнув рукой куда-то в сторону, он пояснил: - Зверье везем. 

Один из вновь принятых на борт пассажиров оказался лесничим. Два других – потомственными промысловиками. Жили они где-то в дальней тайге и, как уверяли, раз в году видели новых людей. Но это, судя по дальнейшей беседе, не очень-то мешало им знать, чем живет «большая земля» и что происходит на белом свете.

Поначалу все наше внимание сосредоточилось на пленниках охотников, заточенных в клетки. Это были ондатры. Они переселялись на новое местожительство. Почти все время зверьки сидели неподвижно, уткнувшись в лапки остроносыми мордочками. Было невозможно определить – удручены они своим заточением или, наоборот, совершенно безразличны к нему. 

Мы знали, что эти ценные пушные зверьки совсем недавно акклиматизировались в сибирской тайге, и потому с особым вниманием рассматривали их и выслушивали объяснения охотников. Родина ондатры – Северная Америка. На советской земле этот зверек начал обживаться с 1927 года. У нас он нашел так много рек, озер, болот и прудов, пригодных для жизни, что за короткое время расселился на площади, значительно превышающей территорию, обжитую в Америке. Внешне ондатра очень походит на большую крысу, кстати второе имя ее – «мускусная крыса». Вес ее достигает одного килограмма, а длина тела – около 30 см, не считая хвоста, примерно такой же длины. Обладая густым шелковистым мехом охристо-рыжеватой или черно-бурой расцветки, ондатра является весьма желанным трофеем многих охотников. Живет она либо в норах высоких берегов, либо в конусообразных домиках, которые сама искусно возводит из веток растений на низких берегах. И то и другое жилище имеет связь с внешним миром только через подводный выход. 

- Как, же добывают этого зверя? – поинтересовался Лут.

- Это смотря по сезону. Зимой, скажем, берем их в домишках и продушинах капканами и деревянными ловушками. Весной, когда зверь начинает шнырять по протокам и полянам, отстреливаем его мелкокалиберками и ловим мордами – так у нас зовутся ловушки из проволоки. А летом и осенью пускаем в ход все сразу, - охотно рассказал коренастый охотник. 

Вскоре обнаружилось, что второй охотник, дед Данила, - старый медвежатник, и ондатры были враз забыты. К сожалению, он оказался человеком неразговорчивым, отвечал на вопросы довольно односложно. 

Родина ондатры – Северная Америка. На советской земле этот зверек начал обживаться с 1927 года.

В краю горячих источников 

Студеным солнечным вечером уходил «Альбатрос» в обратный путь. Погода заметно улучшалась, и это вдвойне радовало участников экспедиции. У всех затеплилась надежда, что остальную часть программы удастся выполнить без особых тревог и осложнений. К тому же восточный берег обещал ряд новых «открытий» и весьма интересных знакомств. 

Третья неделя плавания еще больше убедила нас в том, что Байкал – неисчерпаемый кладезь «чудес» и откровений. Непосредственное знакомство с восточным берегом началось с посещения колхозного курорта. Он расположен в бухте Хакусы, глубоко вдающейся в материк и густо поросшей сосной, кедром, пихтой и березой. Здесь на поверхность выходит два горячих источника (кстати сказать, между ними бьет холодный родник), по составу очень близкие к известным минеральным источникам Пятигорска. Чтобы попасть на территорию здравницы, нам пришлось миновать арку с неизменным «Добро пожаловать!», установленную на самом берегу, и длинную аллею, обрамленную с боков пышными зарослями стелющегося кедра. 

Сразу же за ними открылись аккуратные, добротно срубленные жилые корпуса, столовая, клуб, подсобные службы. Чуть в стороне – лечебный зал. Летний оздоровительный сезон кончился, курорт пустовал, и поэтому ничто не нарушало дремотной тишины леса. Мы беспрепятственно обошли все лечебные помещения. Даже без мебели и оборудования, по-хозяйски убранных на зиму, они оставляли хорошее впечатление. Через большие окна и застекленные веранды в комнаты проникало много света и солнца. Полы, стены и потолки были настолько чисты, что казались вчера покрашенными и побеленными. Та же опрятность и в лечебном зале, где в отдельных кабинах установлено пять белых эмалированных ванн. Великолепный воздух этих мест отличался какой-то особой кристаллической прозрачностью и пьянящим запахом хвои. 

Нам удалось встретиться с несколькими сотрудниками из обслуживающего персонала курорта. Все они оказались старожилами Забайкалья и большими энтузиастами нового дела. Курорт в Хакусах, сообщили они, создан общими усилиями рыболовецких артелей имени В.И. Ленина, «Победа» и других. Основан он в 1953 году и рассчитан на лечение ревматизма, кожных заболеваний, болезней нервной системы, травматических повреждений костей, суставов и мышц. Рыбацкая здравница работает в летнее время и принимает одновременно до сорока человек. Содержится она на средства колхозов, создавших ее, а медицинский персонал присылает Министерство здравоохранения Бурят-Монгольской АССР. 

Хакусовские минеральные источники – не единственные на Байкале. Их здесь много, и почти все они горячие. В Болшереченском и Котельниковском, например, нельзя продержать руки и нескольких секунд – их вода близка к кипению. От тридцати до шестидесяти градусов тепла имеют источники Чивыркуйского залива, а также Питателевский, Фролихинский, Давшинский и другие. Вместе взятые, они ежедневно выбрасывают целую реку горячей воды, которой хватило бы для отопления домов среднего по величине города. 

Нет, не случайно называют Забайкалье краем горячих источников! Многие из них издавна и верно служат человеку. В 1751 году, т.е. на пятьдесят два года раньше кавказских минеральных вод, начал действовать курорт Горячинск, расположенный неподалеку от рыбацкого поселка Турка. Открытие его целебных свойств народное предание приписывает безвестному охотнику. В одной из тяжелых схваток с дикими зверями его собака была сильно изувечена. Оставив ее около горячего источника, охотник ушел дальше на промысел. А когда возвратился, собака была уже совершенно здорова. Ее следы вели к воде. Это навело охотника на мысль о целебности источника. Тогда он сам залез в горячий ключ, и тяжкий недуг, долго мучивший его, как рукой сняло. Весть об этом быстро разнеслась по тайге, и жители ее начали лечить здесь многие болезни простудного, травматического и невралгического характера. 

Горячинск сегодня – это вполне современный курорт, оборудованный по последнему слову науки. В окружении густого хвойного леса – пять спальных корпусов на 200 мест. Неподалеку от них высятся два ванных корпуса, поликлиника, клуб, столовая, подсобные службы. Двери старейшей сибирской здравницы гостеприимно открыты почти круглый год. 

Именно минеральные истоки принесли такую широкую известность забайкальским курортам Ямаровка и Дарасун. Немало людей обязано своим здоровьем, а нередко и самой жизнью минеральным источникам менее известных забайкальских курортов Аршан, Кислые ключи, Шиванда, Олентуй, Ургучан, Ямкун, Шивия, а также грязевым лечебницам Киран, Угдан и Колтомойкон. В ряде районов Бурят-Монгольской АССР и Читинской области местные жители нередко угощают путников отличной газированной минеральной водой, которую они свободно достают из самых обычных колодцев. В зависимости от составных частей, она напоминает либо боржом, либо нарзан. 

Байкал и прилегающие к нему земли имеют все необходимое для того, чтобы избавить сибиряков от дальних, дорогих и нелегких поездок в Сочи, Мацесту и другие известные курорты страны.

Здравница Горячинск.

Дыхание времени

После долгого пути всегда приятно передохнуть под кровом гостеприимного хозяина. Директор Баргузинского соболиного заповедника К.П. Филонов, в недалеком прошлом москвич, рад неожиданным гостям. Расспрашивая нас, он охотно делится и своими знаниями и наблюдениями. Просторный и светлый дом его с большой застекленной верандой стоит в центре главного заповедного кордона Давша. Окнами дом смотрится в воды небольшой бухты, а надворные постройки его упираются в стену густой девственной тайги. В ряд с ним выстроились еще десятка полтора таких же домов. В них размещаются научные работники и егеря, а также несколько лабораторий и музей заповедника. 

...С тех пор, как мы переступили порог директорского дома, прошел уже не один час, а разговор идет с неослабевающей активностью. Касается он, главным образом, одной темы: Баргузинский соболиный заповедник, его достопримечательности, цели и задачи. Константин Павлович приводит много интересных фактов и для подкрепления того или иного положения время от времени пускает по рукам какой-либо интересный экспонат. Под тихий плеск волн и приглушенный шум леса, явственно доносившиеся извне, беседа о природе любопытнейшего уголка Байкала ложится на душу как-то особенно глубоко и впечатляюще. 

Баргузинский соболиный заповедник создан еще до революции. Здесь, на сравнительно небольшом кусочке земли, как в фокусе, отображено богатство природы Забайкалья. Чтобы, скажем, пересечь заповедник с запада на восток, путник должен начать свое движение от байкальского берега и подняться до высоты двух с половиной километров. При этом ему придется взбираться на сопки, спускаться в глубокие, до непроходимости заросшие, распадки и снова карабкаться на головокружительные кручи. Перед его взором пройдут районы леса, лесостепи, альпийских лугов, горной тундры и, наконец, «гольцов», покрытых вечными снегами. В прибрежных местах будет преобладать лиственница и сосна. В некоторых речных долинах встретится бальзамический тополь. С высоты 600-800 метров над уровнем моря начнется пихтово-кедровая тайга, с примесью лиственницы, ели, березы, осины. Выше пойдут густые, труднопроходимые заросли кедрового стланика и карликовой березы. Весь этот разноликий растительный мир завершат мхи и лишайники. 

В пути возможны встречи с мирными красавцами тайги – лосем, изюбром, диким северным оленем, кабаргой. Не исключено знакомство с бурым медведем, рысью, росомахой, выдрой, лисицей, горностаем. Прямо из-под ног могут взлетать рябчики, белые и тундровые куропатки, каменные глухари. Как и вообще в сибирской тайге, певчих птиц здесь мало. Но среди них есть такие, которые стоят соловья. К ним относится оляпка, дальняя родственница дрозда. Рассказывают, что даже зимой, в самые лютые морозы, она как ни в чем не бывало поет свою радостную звонкую песню. И поет ее, делая свое нелегкое дело: чтобы добыть пищу, оляпка раз за разом ныряет в ледяные струи быстротечных и потому долго не замерзающих горных рек. Она свободно ходит по дну, отыскивая рачков. 

Великолепный баргузинский соболь – главное богатство заповедника. Это средний по величине зверек, с удивительно красивым, очень прочным и потому чрезвычайно дорогим мехом. На мировом рынке он ценится на вес золота. Выследить его не так-то просто: это очень осторожный хищник. Летом он обитает в дуплах и корневых лабиринтах деревьев. Зимой прячется в кедровом стланике, прикрытом сверху толстым слоем снега. Прежде чем выйти на волю, он несколько раз торопливо выглянет из укрытия. Тогда можно увидеть пухлую мордочку зверя с настороженными ушами и выпуклыми черными глазами. Только убедившись в полной безопасности, покидает он свое убежище. И вот уже среди деревьев мелькает подвижный черный зверек с нежным серебристым налетом на концах шерстинок. На горле его угольком тлеет ярко-оранжевый бант. 

Сохранение и умножение обладателя ценнейшего меха – одна из важнейших задач коллектива заповедника. Вот почему с таким усердием здесь изучаются биология соболя и условия окружающей его среды. Время от времени баргузинский соболь отлавливается и отправляется на зверофермы и для акклиматизации в другие горно-таежные районы страны. Делается это с помощью сибирских лаек и сетей-обметов. Собаки разыскивают зверя и либо тут же облаивают его, либо после короткой гонки заставляют спрятаться в каком-нибудь убежище. Это место сейчас же обкладывается сетью с колокольчиками. Затем соболя понуждают выйти из укрытия и, как только он попадает в обмет, стараются схватить его, оставив совершенно невредимым. Заключительная часть охоты самая трудная и опасная: соболя ловят голыми руками, ибо в рукавицах его не выпутаешь из сети. А сильный и ловкий зверек никогда не упускает случая пустить в защиту свои острые, как иглы, зубы. Будучи водворенным в ящик-клетку, плененный баргузинский соболь навсегда покидает родные места. Его вынужденное путешествие нередко проходит на всех видах транспорта, вплоть до самолета. В новых горно-таежных районах соболь довольно быстро обживается и дает приплод. 

...Наша беседа затянулась. На катер мы возвращались при фосфорическом свете луны, успевшей переметнуться с одного берега бухты на другой. Кордон уже давно спал. В ночном воздухе стояла удивительная, почти звенящая тишина. Безмолвствовал и заповедный лес.

«Время от времени баргузинский соболь отлавливается и отправляется на зверофермы и для акклиматизации в другие горно-таежные районы страны».

Как-то завершив промеры глубин в средней части Чивыркуйского залива, участники экспедиции собрались в кормовом кубрике. Все основательно продрогли за день и теперь, отогреваясь, коротали время за разговорами. Вначале дружно согласились с тем, что Чивыркуйский залив – по меньшей мере «осколок Кавказского побережья» и что здесь можно отдохнуть не хуже, чем на любом южном курорте.

Потом зашла речь о том, что «славное море» имеет всего лишь три залива, да и те, как близнецы-братья, расположены почти рядом. Самый большой из них – Баргузинский, самый маленький – Провал. Когда разговор дошел до этого места, Александр Ахрамович, читавший какую-то книгу, встрепенулся:

- Григорий Иванович, а это верно, что залив Провал появился в результате землетрясения?

- Верно.

- Была, была земля и вдруг, бац, провалилась, - подтвердил помощник капитана, пришивавший пуговицу к полушубку.

- Ну, положим, это не совсем так, - обернулся к нему Галазий.

- Но близко к истине, - не сдавался Вадим Петрович.

Все начали вспоминать, кто и что читал об этом трагическом событии, и в конце концов восстановили одну из любопытнейших страниц в истории Байкала.

...Случилось это в канун нового, 1862 года. Жители Цаганской степи, привольно раскинувшейся к северу от устья Селенги и прилегающих к ней таежных деревень Дубинино, Шерашева, Инкина, Кударинской и Оймурской, заканчивали последние приготовления к традиционным празднествам. Доваривали крепкие меды, доставали из погребов солености и копчености, специально припасенные для этих дней. 30 декабря, под вечер, когда многие рыбаки и охотники уже собирались сесть за столы, чтобы проводить старый, 1861 год, послышался подземный шум. Но поскольку такого рода явления, вплоть до подземных толчков, здесь повторялись довольно часто, никто не придал этому особого значения. Однако вскоре шум усилился и стал похож на быстро приближающуюся бурю. Вслед за ним раздался первый толчок, и земля волнообразно заколебалась. Сами собой зазвонили колокола на церквах, попадали самовары и скамьи, открылись двери и ворота. А когда от очередного удара избы затрещали и заскрипели, люди в страхе выбежали на улицу.

Быстро наступившая ночь не только не принесла желанного успокоения, а еще больше усугубила тревогу: земля почти все время дрожала мелкой нервной дрожью, что-то невидимое в темноте лопалось и рушилось. О сне и отдыхе не могло быть и речи. Назавтра все как будто улеглось. Но в полдень раздался еще более грозный подземный шум, смешанный с треском и грохотом. Земля начала так вздрагивать и колебаться, что на ней уже стало невозможно стоять. Людей и скот бросало из стороны в сторону. Двадцатипудовые бочки с рыбой запросто перекатывались по дворам. Всюду слышались крики людей и рев обезумевших живоных. Почти повсеместно земля растре­скалась и в воздух ударили фонтаны теплой воды, смешанной с песком, илом и грязью. Местами они поднимались до четырех-пяти метров. Вместе с ними, как пробки, вылетали срубы колодцев. Жители деревни Кударинской и одного из степных улусов впоследствии уверяли, что они ясно видели искры и огонь, которые вырывались из-под земли и опалили некоторые постройки. В той же деревне Кударинской во время одного из сильнейших ударов разрушился купол церкви. Часть каменных глыб обрушилась внутрь здания и проломила пол.

В этот роковой день исчезла под водой и вся Цаганская степь, занимавшая более 200 кв. км. По словам очевидцев-бурят, в тот момент, когда земля резко осела, байкальская вода поднялась стеной, в трех местах прорвала береговую возвышенность и всесокрушающим шквалом понеслась по степи. То, что не было разрушено водой, в порошок стерли огромные льдины, пришедшие из Байкала вслед за водяным валом.

Но местами степь еще накануне была затоплена теплыми грунтовыми водами. Это значительно уменьшило разрушительные действия байкальской волны. В таких местах затонули целыми и невредимыми сотни юрт, домов, хозяйственных построек. Согласно официальной справке, с которой мы познакомились несколько позже, от затопления Цаганской степи пострадало более 1,3 тыс. человек. Погибло свыше 5 тыс. голов скота, много хлеба и сена. Кроме того, вода поглотила шестьдесят шесть различных заведений, двадцать шесть кузниц и множество различного домашнего и хозяйственного скарба. 

После того, как колебания земли несколько улеглись, жители прилегающих к Провалу деревень все же два месяца спали не раздеваясь, в ожидании новых бед. Одновременно они стали обнаруживать новые «чудеса». У деревни Инкиной открылся весьма обильный ключ, а болото, занимавшее большую площадь земли около деревни Дубинино, совсем высохло. Единственный ключ, издавна снабжавший водой жителей Арбузовской почтовой станции, также исчез бесследно. Но, пожалуй, самым удивительным было появление плавающих островов. Горы тундровой земли, с лесом и отличными сенокосными угодьями, отделились от берега новоявленного залива и начали блуждать в нем по воле волн и ветра. И просуществовали они довольно долго. Когда их прибивало к материку, крестьяне заготавливали на подвижных лугах сено. С течением времени эти блуждающие острова были разрушены водой и ветром и исчезли. 

Землетрясение, которому обязан своим рождением залив Провал, было ощутимо на огромной территории в 1,5 млн кв. км: от Александровского Завода в Читинской области до Нижнеудинска в Иркутской области и от Тунки-Урги на юге до Киренска на севере.

Залив Провал образовал в результате землетрясения, которое и привело к провалу.

Ломаная красная линия, обозначавшая на карте движение «Альбатроса», спускалась все дальше на юг. Шла она в основном рядом с восточным берегом, лишь изредка удаляясь от него в открытое море. И чем ближе была эта линия к тому, чтобы замкнуться в огромную петлю, довольно точно повторявшую серпообразную форму Байкала, тем теснее становилось на катере. Каюты все больше загромождались образцами спиленных деревьев, бутылями с пробами минеральных вод и банками с различными водорослями. На палубе в цинковых банках с формалином и просто в ящиках и бочках сосредоточивался свежий омуль. Часть его предназначалась для Польской Академии наук, недавно обратившейся к станции с просьбой прислать в Варшаву образцы некоторых байкальских рыб. 

Научно-изыскательские работы у восточного берега было решено завершить промерами глубин в Баргузинском заливе. В тот же день Григорий Иванович намеревался выйти в район наибольших глубин и, закончив там дела, взять курс на Листвянку. Но Байкал еще раз внес небольшую поправку в намеченный план. 

Баргузинский залив встретил нас довольно хлесткой и крутой волной. Она набегала от берега и, постепенно нарастая, с озорной игривостью выкатывалась в открытое море.

- Хозяин сегодня неспокоен, - заметил капитан.

- Какой хозяин? – переспросил стоявший рядом Ахромович.

- А «Баргузин», ветер здешний.

Так вот где мы встретились с тобой, прославленный «Баргузин»! И как-то сразу в ушах зазвучала мужественная песня: «Славное море, священный Байкал». Невольно мелькнула и другая мысль: «А не с этих ли суровых берегов рвался к желанной свободе обладатель омулевой бочки и паруса из дыроватого кафтана?». 

И вдруг представилась такая картина. Тихо раздвигаются прибрежные кусты. Опасливо оглянувшись по сторонам, к воде выходит исхудавший, обросший и ободранный человек. Он жадно всматривается в противоположный берег: там его боевое прошлое, друзья, жена и дети. Позади каторга и смерть. Вперед! Только вперед! – там свобода! Он с радостью бросается к обнаруженной неподалеку старой омулевой бочке. Несколько разлапистых сучков оснащают утлое суденышко. Последний торжествующий взгляд назад – и мужественный человек смело пускается в плавание по студеному и коварному морю. Он верит в свою звезду. Он верит, что непременно доберется до желанного берега... 

Каким все-таки неукротимым стремлением к свету и счастью должен был жить человек, сложивший эту проникновенную песню! 

...Сомнения капитана оказались ненапрасными. Когда «Альбатрос» таранил вечером ледяной затор в устье реки Баргузин, чтобы пристать к причалу рыбацкого поселка, в корму ударил сильный порывистый ветер, прилетевший с западных гор. Сводка погоды, полученная вскоре, подтвердила, что ожидается шторм. Волей-неволей пришлось остановиться в Усть-Баргузине. Однако утро не принесло ничего утешительного: ветер окреп и с грохотом бил о берег громадные волны. 

Пользуясь случаем, знакомимся с поселком Усть-Баргузин. Это один из старейших и, пожалуй, один из наиболее уютных, благоустроенных и чистых байкальских поселков. У него своя, особая история. Усть-Баргузин стоит на берегу, который почти все время уходит под воду. Поэтому жители его довольно часто перебираются с места на место. Было время, они двигались вверх по правому берегу реки. Сейчас весь поселок стоит на более высоком левом берегу. В этом последнем переселении немаловажную роль сыграло строительство Иркутской ГЭС. Ее плотина не только прибавит Байкалу новый, 60-километровый залив, но и поднимет уровень озера-моря в целом. Чтобы не быть затопленными, жители многих старинных байкальских поселков вынуждены переселяться в горы. 

В Усть-Баргузине сейчас невозможно найти ни одного старого дома: все они новые или капитально подновленные. Еще пахнущие свежим сосновым деревом, выстроились они в аккуратные ряды улиц и кварталов. Здесь во всем чувствуется общее стремление к добротности построек, порядку и аккуратности. Буквально у каждого двора типовые палисадники, новые ворота, заборы, калитки, мостки через кюветы. 

Еще на памяти ровесников Октября Усть-Баргузин был сугубо рыбацким поселком. Сейчас здесь действует ряд предприятий государственного значения. На восточной окраине раскинулись корпуса рыбоконсервного завода. Неподалеку от него высятся здания леспромхоза. С утра и до вечера шумит молодыми голосами полная средняя школа, которую посещает около тысячи детей рыбаков и охотников. По вечерам яркими огнями горят окна клуба. На полную нагрузку работают почта и телеграф. Жители поселка, когда-то почти оторванного от мира, теперь свободно переговариваются по телефону с Москвой, Ленинградом и многими другими городами страны. Вот она, живая сибирская новь!

«Усть-Баргузин стоит на берегу, который почти все время уходит под воду. Поэтому жители его довольно часто перебираются с места на место».

С попутным ветром «Альбатрос» ходко идет курсом на Листвянку. Слева, едва видимая в дымке, проплывает высокая башня бывшего Посольского монастыря. Некоторое время спустя горы будто расступаются и образуют огромные ворота. Там выносит свои воды в Байкал река Селенга. Чуть севернее ее устья плещутся воды залива Провал.

Еще дальше, над самой южной оконечностью Байкала висит шапка дыма: там раскинулся крупный промышленный центр сибирского озера-моря – город Слюдянка. Дыхание близкой зимы несколько притушило краски берега и воды, поэтому Байкал кажется теперь еще более строгим и величественным.

На двадцать вторые сутки плавания, оставив за кормой более 2,5 тыс. км, подошел «Альбатрос» к знакомому причалу в Листвянке. Полные самых разнообразных впечатлений, покидали мы Байкал – славное море, по праву названное учеными «бесценным даром природы».

«Роза ветров на Байкале настоящая, с шипами»
«Роза ветров на Байкале настоящая, с шипами»

Как изучали озеро до того, как была достроена Иркутская ГЭС? Интересные исторические факты, «ходульные деревья» в бухте Песчаной, «Горный» ветер и рекорды ольхонских рыбаков – из статьи 1958 года об одной научной экспедиции, руководил которой будущий академик Григорий Галазий. Часть первая.

Пять вопросов и ответов о Байкале
Пять вопросов и ответов о Байкале

Дискуссия о том, как регулировать уровень Байкала, обострила давние противоречия между общественниками и Минприроды РФ. Под раздачу как обычно попали энергетики, которые якобы виноваты в «сливе» озера через плотину Иркутской ГЭС. «Кислород.ЛАЙФ» решил обратиться к истокам и напомнить, что об уровне говорил академик Григорий Галазий.

 

Если вам понравилась статья, поддержите проект