«Успех там, где власть и градообразующий бизнес – партнеры»

«Кислород.ЛАЙФ» продолжают серию публикаций, посвященных теме трансформации промышленных и монопрофильных городов России, в которых закрылось или же сильно сжалось в масштабах градообразующее предприятие. В интервью нашему блогу Александр Холоднов, основатель аналитического и проектного центра Urban Pro, рассказывает о том, какие бывают сценарии и отчего зависит успех перестройки таких муниципалитетов, насколько различается горизонт планирования властей и крупных компаний, а также делает интересный вывод о перспективах развития бизнес-потенциала населения моногородов – ставку следует делать на школьников, а не сокращаемых работников заводов.

По словам Холоднова, успешная трансформация моногородов в России возможна, но не везде: «Многое зависит от исходных условий и усилий местной команды». При обсуждении подобных вопросов часто ссылаются на успешные зарубежные кейсы – очень часто упоминаются Питтсбург или Манчестер. «Я побывал в обоих городах, от наших промышленных центров они отличаются своими масштабами. Питтсбург и Манчестер – это центры 2,5-миллионных агломераций. Более корректно сравнивать их, например, с Екатеринбургом, даже не с Челябинском. Но мы сейчас не рассматриваем региональные центры. У них своя траектория развития», - подчеркивает эксперт.

«Если же говорить именно о моногородах и не имеющих де-юре этого статуса промышленных центрах, то наибольший потенциал постиндустриальной трансформации имеют в России четыре муниципалитета, входящие в состав агломераций-миллионников. Это Набережные Челны в Татарстане, Новокузнецк в Кузбассе, Сургут в Тюменской и автоград Тольятти в Самарской областях. Также стоит обратить внимание на крупные города, где расположены ключевые активы крупнейших вертикально-интегрированных компаний. Прежде всего, это Магнитогорск, Нижний Тагил, Череповец, Нижневартовск, Норильск и целый ряд других. Помимо градообразующих предприятий, в таких городах работают местные вузы, есть развитый сектор услуг, они предоставляют жителям гораздо больше возможностей для маневра по сравнению с большинством средних и малых моногородов. Всего в нашей стране, по моим оценкам, около 300 промышленных центров в 60 субъектах РФ, где градообразующими предприятиями управляют 60 ведущих компаний», - отмечает эксперт.

«Воркута – это, скорее исключение, чем правило»

- Понятно, что условия в каждом городе – индивидуальны и неповторимы. Но есть ли универсальные успешные сценарии трансформации для монопрофильных и промышленных городов?

- Есть несколько относительно успешных сценариев трансформации, но они применимы далеко не везде. И это определяется, в том числе, географией. Первый сценарий – агломерационный. Достаточно много моногородов в России, как я уже сказал, включены в зону влияния рынка труда крупнейших региональных центров. Люди совершают ежедневные маятниковые миграции и имеют возможность получать более высокую зарплату, чем в родном городе, при этом пользуются, как правило, более развитой и удобно расположенной социальной инфраструктурой промышленного центра. Вокруг большинства городов-миллионников сформировалось целое кольцо промышленных спутников. В этом случае закрытие градообразующего предприятия в таком муниципалитете переносится жителями гораздо менее болезненно.

Самое важное в таком случае, чтобы вместе с большим заводом не остановилась вся инфраструктура жизнеобеспечения – водозаборы, ТЭЦ, насосные станции, сети, очистные сооружения. В ряде городов они по-прежнему находятся на балансе градообразующих предприятий, но в большинстве случаев за минувшие четверть века после распада СССР все-таки выведены и переданы муниципалитетам. В одном из моногородов Казахстана, в Жанатасе, я наблюдал жуткие последствия инфраструктурного коллапса, когда городские сети прекратили работу вместе с горно-обогатительным комбинатом. Очень важно не допустить подобного сценария при управляемом сжатии наших моногородов. 

- А в России можно найти реальные примеры управляемого сжатия?

- Самый известный кейс, где эта стратегия реализуется целенаправленно и осознанно – это Воркута. Но это скорее исключение, чем правило. Отказ от этой, логичной на первый взгляд, политики связан во многом со сложившейся в нашей стране системой межбюджетных отношений. В России нет муниципалитетов, которые могли бы обеспечить себя за счет собственных доходов. Если закладывать снижение численности населения, будут урезаны и безвозмездные поступления из региональных бюджетов. Поэтому политика управляемого сжатия невыгодна муниципальным руководителям.

При этом практика выравнивания бюджетной обеспеченности практически не оставляет сильным промышленным центрам возможностей для опережающего развития, но создает определенную подушку безопасности для городов, где базовые предприятия закрылись. Крупнейшим работодателем сегодня стал бюджетный сектор, разница в зарплатах с заводами-гигантами постепенно сокращается. Предприятия внедряют современные технологии, повышают производительность труда, это приводит к поэтапному высвобождению рабочей силы. Развивается сектор услуг. Социально-экономическое развитие промышленных городов постепенно становится менее зависимым от индустриальных гигантов. И это правильная траектория развития. 

- Можно ли оценить потенциал управляемого сжатия моногородов?

- Могу привести такой пример. После развала СССР численность населения в моногородах в среднем сократилась на 20%. Это достаточно много, но не критично. Завершились большие стройки, уехали строители, постепенно расселялись общежития, люди из ветхих бараков перебрались в более комфортные условия, снизилась нагрузка на социальную инфраструктуру. Безусловно, появились и новые серьезные проблемы, связанные с общим износом инфраструктуры, ее оптимизацией (прежде всего, это касается системы здравоохранения). Но, в отличие от мегаполисов, во многих сжимающихся промышленных городах можно без проблем устроить ребенка в детский сад, а школьникам – получить множество бесплатных опций по различным творческим и спортивным кружкам и секциям. В любом случае, процессы сжатия моногородов происходят повсеместно естественным путем и не всегда их последствия сугубо негативны. 

- Учитывая межбюджетные расклады, ведущую скрипку в таких процессах, по логике, должны играть региональные, а не муниципальные власти. Регион должен сам решить, например, что моногородов в его границах больше не будет и начать заниматься их сокращением…

- Да, вы правы, но подобные прямые решения в наших просторах – редкость. При этом очевидно, что регионам доступны определенные инструменты для проведения таких процессов. Один из самых понятных и действенных – переселение из ветхого и аварийного жилья. Средства на подобные программы идут как раз по линии региональных бюджетов. В городах, где численность населения снижается, и нет понятных перспектив экономического развития, квартиры для переселенцев из ветхого фонда приобретаются на вторичном рынке. А новое жилье по таким программам строится в региональных центрах или ближайших к нему пригородах, куда стягивается население из периферийных городов и сельской местности. В ряде городов Крайнего Севера, в том числе в Норильске, в Мурманской области, действовали и действуют специальные программы, предоставляющие людям возможность переселения в регионы с более комфортным климатом. Этими инструментами власти с разной эффективностью, но пользуются, другое дело, что не всегда в рамках открыто озвученной политики сжатия.

Ниже читайте кейсы про Питтсбург и Рурскую область.

Про Тихвин, Норильск и новую индустриализацию

- Есть еще один сценарий, о котором часто заявляют как раз открыто – можно назвать его «новая индустриализация». На местах строят индустриальные или технологические парки, зазывают инвесторов. Насколько эта практика успешна?

- Действительно, это достаточно распространенный сценарий, но, к сожалению, он не стал повсеместным. Наиболее яркий пример успеха, с моей точки зрения, это город Тихвин в Ленинградской области. В советское время там работал филиал Кировского завода, где было занято до 20 тысяч человек. В конце 1990-х предприятие закрылось. Не так давно там был построен крупнейший вагоностроительный завод, оснащенный самым современным оборудованием и укомплектованный высококвалифицированными кадрами, собранными со всей страны. Но подобный сценарий, к сожалению, является исключением. В основном, на современных производствах, которые все же появляются в тех же моногородах, занято несколько десятков, в лучшем случае, несколько сотен сотрудников, и полностью заменить собой градообразующее предприятие такие компании, как правило, не смогут. Более того, если говорить о размещении новых предприятий, связанных с потребительским сектором и логистикой, то классические моногорода обычно менее конкурентоспособны по сравнению с региональными центрами. 

- В таком уникальном моногороде как Норильск также реализуется сценарий новой индустриализации?

- На примере Норильска мы можем наблюдать в динамике сценарий стабильного развития градообразующего предприятия. Там недавно закрылся Никелевый завод, но другие подразделения развиваются, появляются новые участки, происходит технологическое перевооружение производства, которое позволит не только повысить производительность труда, но и сократить атмосферные выбросы.

Сложнее картина на Кольском полуострове. Руководством «Норникеля» были озвучены планы закрытия плавильного цеха в поселке Никель. Но, в отличие от общей ситуации, характерной для 1990-х, сегодня подобные процессы происходят на более системной основе. Заявлены масштабные планы по переориентации и профподготовке высвобождающихся работников с предоставлением возможности переезда в другие города. Совместно с правительством области ведется работа над программой социальной адаптации поселка. Там справятся. 

- Одним из направлений как в программах адаптации, так и в проектах ухода от узкопрофильной экономики, являются программы поддержки МСБ. В зарубежных кейсах успех той или иной трансформации зачастую полностью зависит от уровня развития этого сектора. Но в России все эти бизнес-инкубаторы, индустриальные и технопарки выглядят какой-то профанацией… Я не прав?

- Не стоит забывать, что исходные условия несопоставимы. Пожалуй, самый известный пример, вошедший в учебники – трансформация Рурской области в Германии. Но это 15-миллионная агломерация в самом центре Европы, грандиозный по емкости рынок с огромным потенциалом развития различных производств и сферы услуг. В таких условиях меры поддержки малого и среднего бизнеса в любом случае дали бы ощутимые плоды. Наши моногорода, даже самые крупные, существуют в совершенно других координатах.

Потенциал сектора услуг как самого подходящего для МСБ в них сравнительно небольшой. При этом на фоне низкой базы даже в небольших городах еще остались резервы насыщения потребительского рынка. Несмотря на наличие платежеспособного спроса, очень многие современные форматы торговли и сервисов в маленьких и отдаленных промышленных городах просто не представлены. Люди тратят значительную часть своих доходов в региональных центрах именно по причине недостаточного уровня развития местных сервисов. Есть локальные примеры радикальной трансформации промышленного города за счет развития малого и среднего бизнеса. Пожалуй, самый известный из них – Шерегеш, шахтерский поселок в Кузбассе, который превратился в один из самых известных горнолыжных курортов страны.

«Рабочему не просто превратиться в преднимателя»

- Можно ли оценить бизнес-потенциал местного населения, сокращаемых работников? Они сами готовы уходить в бизнес?

- Сложная история, требующая отдельного изучения. В целом, мне кажется, жители моногородов скорее ждут, что новые рабочие места создаст для них кто-то извне, но сами они создавать их для себя не совсем готовы. Это сформированная поколениями психология людей, корпоративная культура и производственная дисциплина. Рабочему непросто сразу взять и превратиться в предпринимателя. Но в то же время нельзя и недооценивать потенциал людей. Мне очень нравится пример из Губкина (Белгородская область), где бывший работник местного ГОКа открыл замечательную кофейню в центре города, не уступающую по обслуживанию и интерьеру столичным аналогам. С этой точки зрения для развития МСБ в промышленных городах важна доступность льготного кредитования, качественных помещений в аренду, образовательных программ. 

- Вы имеете в виду что-то вроде программ профориентации?

- Скорее, тренингов, предоставляющих базовые знания и развивающих предпринимательские навыки. Посещая моногорода, я обратил внимание, что во многих из них сохранился достаточно высокий уровень школьного образования. Поэтому начинать подготовку будущих бизнесменов можно уже со старших классов школ. Если ребята еще там увидят для себя в родном городе перспективные бизнес-ниши, это может стать для них важным аргументом, чтобы не уезжать, или чтобы вернуться домой после получения высшего образования. 

- Как вы оцените эффективность программ поддержки МСБ в производственной сфере моногородов?

- Перспективны истории, связанные с использованием местных ресурсов, речь идет о деревообработке, пищевой промышленности, производстве стройматериалов. Уже достаточно распространенной стала практика развития индустриальных парков. Но несмотря на наличие инфраструктуры и предоставляемые льготы, приток инвесторов на такие greenfield-площадки оказывается ниже ожидаемого уровня. Средний бизнес не готов вкладываться в строительство цехов и в целом в длинные капитальные истории, но с удовольствием будет арендовать готовые промышленные помещения и целые ангары, специально построенные операторами индустриальных парков.

Мое мнение: именно в таком формате и должна осуществляться поддержка малого и среднего производственного бизнеса со стороны местных и региональных институтов развития. Есть серьезный потенциал развития малых индустриальных спин-оффов на базе промышленных гигантов в химической промышленности (производство и расфасовка потребительской продукции на базе местного сырья) и в машиностроении (производство комплектующих). Сталкивался с такими примерами в ряде городов Поволжья. 

- Когда читаешь истории про Рур и про другие зарубежные кейсы, удивляешься, как там все планировали сразу на десятилетия. В России, как мне кажется, с долгосрочным планированием беда…

- Вы правы, максимум три-пять лет. Сегодня есть два горизонта государственного и муниципального планирования: трехлетний бюджет и 2024 год, дедлайн по национальным проектам. Многие программы верстаются до 2030 года, но такие длинные планы воспринимаются не очень серьезно. Не стоит забывать и про избирательный цикл. Наибольший понятный горизонт планирования, как мне представляется, имеют крупные компании, ведь жизненный цикл месторождений и крупных производственных комплексов измеряется десятками лет. Именно поэтому мне лично особенно интересно работать с промышленными городами. 

- В таком случае, очевидно, ответ на мой последний вопрос – кто в российских условиях должен быть главным актором трансформаций, власть или градообразующий бизнес, очевиден?

- Как мне представляется, базовым условием для позитивных изменений на местах является налаженное стратегическое партнерство городских властей и всего сообщества, и градообразующего предприятия. Это не означает, что за счет завода нужно латать дыры в бюджете. Прежде всего, речь идет о совместных усилиях по привлечению в город ресурсов по региональным и федеральным программам, о формировании современной городской среды, о развитии человеческого капитала. Эти задачи, в том числе, весьма эффективно решаются в рамках корпоративных благотворительных и социальных программ, которые во многих компаниях реализуются специально созданными некоммерческими организациями, фондами. За последние годы социальная ответственность крупного бизнеса существенно выросла, стала более системной. Растет уровень компетентности муниципальных руководителей на местах. И в целом вопрос комплексного развития промышленных городов имеет серьезный потенциал для государственно-частного партнерства.