11 апреля 2018

«Эта нелюбовь, на мой взгляд, носит политический характер»

Профессор кафедры гидроэнергетики и возобновляемых источников энергии НИУ МЭИ Расим Хазиахметов – о перспективах гидроэнергетики в России, причинах противодействия развитию отрасли со стороны экологов и некоторых расхожих мифах о ВИЭ.

Поделиться в социальных сетях

Расим Магсумович Хазиахметов – личность в современной российской гидроэнергетике известная. Почетный энергетик РФ родился в Татарстане, здесь же получил образование по специальности «Тепловые электрические станции», после чего долгие годы работал на Нижнекамской ТЭЦ-1. В том числе с 1985 по 1997 годы – директором этой станции, а затем – два года – генеральным директором всего ПЭО «Татэнерго», одной из четырех в те годы независимых региональных энергокомпаний в стране. С 2000 года Хазиахметов был в аппарате РАО «ЕЭС России». В 2001-2005-е – генеральный директор ОАО «Управляющая компания Волжский гидроэнергетический каскад», на основе которого было создано ОАО «ГидроОГК», впоследствии ставшее госхолдингом «РусГидро».

Одновременно с работой на руководящих должностях в «РусГидро», Расим Магсумович был одним из инициаторов создания и многолетним исполнительным директором НП «Гидроэнергетика России», единственной в стране профессиональной ассоциации гидроэнергетиков. «Кислород.ЛАЙФ» хотел поговорить о судьбе гидроэнергетики, но разговор получился шире по тематике – затронули и модернизацию тепловой генерации, и ВИЭ, и даже изменения климата.

- Расим Магсумович, в структуре выработки электроэнергии в России на долю гидроэнергетики приходится порядка 18-20%. Это, на ваш взгляд, много или мало?

– Ответ на этот, как и на многие другие вопросы, связанные с состоянием и развитием электроэнергетики, зависит от того, применительно к каким условиям, временным отрезкам и многим другим параметрам, не менее важным, его давать. Поэтому он может лежать в диапазоне от «не надо вообще» до «надо бегом проводить анализ технического гидропотенциала для переоценки и ускоренного освоения экономического гидропотенциала».

- Почему?

- В стране сложился огромный профицит мощности, а потому в краткосрочной перспективе говорить о новом строительстве, и не только гидроэнергетическом, мягко говоря, не совсем корректно. Скорей, стоит говорить о модернизации с целью повышения эффективности морально устаревших мощностей, в первую очередь, в тепловой энергетике Это на сегодня безусловно приоритетное направление инвестиций в электроэнергетику. Главное в том, как эту модернизацию провести и как учесть ошибки завершающейся программы ДПМ. В первую очередь, ответить на три вопроса: Почему в результате реализации государственной программы модернизации энергетики появилось 17 ГВт избыточной мощности, почему удельный расход топлива не производство электроэнергии практически не снизился и почему, при наличии в составе программы специальных мероприятий по повышению надежности и управляемости, аварийность не снизилась, а местами даже возросла?

– Но есть же мнение, что резервы излишние. Особенно эту тему продвигают те, кто выступает за развитие ВИЭ в России?

– Эти заявления тоже нельзя считать полностью корректными. Сравнивается ведь реальная электроэнергетика, в развитии которой есть огрехи и ошибки, и идеальный вариант, исходящий из предположения, что ошибок не будет. Это раз. В ЕЭС России с точки зрения технологических требований необходимо примерно 17% резервов мощности, а с учетом рынка электроэнергии и мощности - чуть больше, 30%. Широкомасштабное внедрение нерегулируемых ВИЭ для компенсации возмущений потребует дополнительного прироста резервных высокоманевренных мощностей, либо строительства накопителей. В идеале, для обеспечения нормативного уровня надежности, должно быть организовано 100%-ное резервирование мощности ВИЭ. А об этом не говорится. И это два.

– Апологеты возобновляемой энергетики с вами не согласятся…

– Все то, о чем я говорю, легко проверяется на практике. Надо просто взять любой изолированный район и спроектировать для него энергосистему в соответствии со всеми требования к энергобезопасности региона и надежности энергоснабжения потребителей. А это значит, что должны быть соответствующие резервы мощности, абсолютная величина которых очень зависит от масштабного фактора. Если ты ставишь один генератор на полную мощность потребления, то в резерве должен стоять еще один, если два генератора, то третий в резерве и т.д. Это в полной мере относится и к большой энергетике, и к популярной ныне распределенной энергетике.

Обратите внимание на то, что в тех странах, где процесс строительства «умных сетей», распределенной генерации и бурное внедрение ВИЭ начался раньше (а точней, шел всегда), повсеместно наблюдается тренд к объединению локальных энергоузлов. Они начинают укрупняться. Распределенная энергетика, которую многие считают нашим будущим, как раз заставляет считать деньги. И когда в одиночку становится накладно, там, где это экономически целесообразно, начинают возникать линии связи. Энергоузлы объединяются в объединенные энергосистемы! В СССР такую систему, как мы знаем, строили сразу и сверху, начав с Плана ГОЭЛРО. И строили, по сути, весь прошлый век. Сегодня то же самое делает Китай. Причем он идет еще дальше, планируя в перспективе выйти на наднациональную сеть. Именно на балансе двух подходов, а не на их конфронтации, и можно создать разумную систему энергоснабжения.

– Вернемся к гидроэнергетике. ГЭС могут оказаться востребованы в безуглеродном будущем, в которое мы вроде как все должны стремиться?

– Это направление - приоритет долгосрочный, определенный в соответствии с критериями устойчивого развития. Гидроэнергетика - это основной инструмент, а требование снижения воздействия на окружающую среду – главный стимулирующий фактор снижения уровня использования невозобновляемых источников энергии.

Снижение выбросов за счет повышения технологического уровня и ограничения прироста мощности ТЭС, о котором мы говорили до этого, это первый этап движения по пути устойчивого развития. А развитие гидроэнергетики в зоне ЕЭС для покрытия прироста потребления – второй этап на этом пути. Развитие других ВИЭ в зоне ЕЭС - третий этап. Связано это с тем, что даже при очевидных успехах по снижению стоимости строительства объектов ветровой и солнечной энергетики, сопоставление приведенных стоимостей, или, как сегодня принято говорить, совокупной стоимости владения в расчете на жизненный цикл наиболее долгоживущего актива, демонстрирует это наглядно.

Длительность жизненного цикла тепловой и атомной электростанции, как минимум, 50 лет. У ГЭС – как минимум, в два раза больше. То есть в один цикл традиционной энергетики укладывается от двух до пяти циклов ВИЭ. А в один цикл ГЭС – от 4 до 10. Соответственно, в стоимость владения одного цикла ГЭС укладывается примерно два цикла ТЭС и от четырех до десяти циклов ВИЭ. А значит, и соответствующее количество капитальных затрат. С учетом этого гидроэнергетика очевидно оказывается вне конкуренции.

В ближайшие годы, с учетом необходимости реализации первого этапа, и невозможности резкого нарушения баланса мощностей, включая и атомную энергетику, сценарии второго и третьего этапов в расчете на внутреннее потребление реализовать практически невозможно. Единственный способ повышения веса долгосрочных приоритетов, обеспечивающих неограниченные перспективы гидроэнергетики и других видов ВИЭ, является встраивание энергетики России в общемировую энергосистему. И только когда это случится, когда наша национальная энергосистема окажется составной частью наднациональной, тогда ту же гидроэнергетику можно будет развивать до тех пор, пока все стоки, какие только можно зарегулировать, не будут зарегулированы. А остальные ВИЭ в том объеме, который поглотит это самый глобальный рынок энергии.

– То есть вы говорите о том, что энергетика России начнет работать по большей части не экспорт?

– Когда речь идет о развитии ЕЭС, безусловно да. Во-первых, продажа электроэнергии, выработанной на ГЭС, ВЭС и СЭС не только более соответствующее интересам государства дело, чем прямая продажа углеводородного сырья, но и гораздо более выгодное. Во-вторых, такой вариант развития электроэнергетики - это сильнейший стимул развития промышленности, естественных наук и инженерного образования.

Конечно же, в условиях остаточно серьезной напряженности в отношениях с европейскими странами, трудно рассчитывать на то, что Европа в дополнение к газовой трубе захочет «подсесть» еще и на электрическую сеть. И в Европе сейчас, вкладываясь в зеленую энергетику, уже занимаются не энергообеспечением, а энергобезопасностью. Они хотят, чтобы у них в топливно-энергетическом балансе как минимум 30% электроэнергии вырабатывалось на собственных источниках. Мы же в России абсолютно энергонезависимы.

– Но процесс сдвинулся. Президент РФ поставил задачу строить энергокольца, например, со странами АТР…

– Это действительно тренд, который все более четко проявляется. При таком развитии событий мы получим возможность не только реализовать экономический потенциал гидроэнергетики, который был еще в 1960-е годы оценен в 890 млрд кВт*часов в год (при техническом потенциале в 3,6 трлн кВт*часов год). В развитых странах соотношение между экономическим и техническим потенциалом составляет примерно 80 на 100, у нас же пока, как вы понимаете, катастрофически меньше.

– Почему гидроэнергетику не любят экологи? Не считают ее «зеленой»?

– Эта нелюбовь, на мой взгляд, носит политический характер. Когда в 1960-е – 1970-е годы в Европе начался бурный рост зеленого движения, действующим политикам надо было чем-то ответить на чаяния народа. К тому времени, когда эта проблема возникла, в Норвегии примерно 90% гидроресурсов уже было использовано. В Германии на Рейне построили 27 плотин, на 85% зарегулировали реку. Во Франции тоже порядка 85% освоенности гидропотенциала, в Англии – порядка 80%, в США – 70%. Поэтому был заявлен и обоснован тезис о том, что влияние гидроэнергетики на окружающую среду сопоставимо с влиянием традиционной энергетики, а в чем-то его и превышает. Исключение сделали для малых ГЭС, отнесенных к «чистым» ВИЭ.

Тогда же был введен в норму при принятии решений приоритет локальных интересов над общими.

С учетом того, что в развивающихся странах и Советском Союзе доля освоения гидропотенциала не превышала 50%, борьба экологов против гидроэнергетики становилась инструментом влияния на развивающиеся страны и борьбы против СССР. Наша страна была опасна тем, что сильная; Россия осталась опасной тем, что она большая и богатая. Поэтому и оценка влияния, и приоритет локальных интересов продолжают оставаться неизменными в Европейских странах и, соответственно, в экологическом сообществе.

- Можно ли рассматривать гидроэнергетику как эффективное климатическое решение? В свете Парижского соглашения по климату и всех процессов, которые его сопровождают.

– Тема изменения климата имеет три слоя – политический (краткосрочный), экономический (среднесрочный) и слой устойчивого развития (долгосрочный). С точки зрения политической, тема антропогенного воздействия на изменение климата, поднятая на щит, позволила не только снизить уровень загрязнения окружающей среды и дать возможность людям дышать более чистым воздухом, пить более чистую воду и есть более чистые продукты, но и резко повысить эффективность промышленности, в том числе и энергетики. Снизить потребление первичной энергии и сырья, то есть получить чисто экономические эффекты. Можно спорить о том, насколько человек способен влиять на изменения в окружающей среде, но спорить о том, работать или не работать над снижением антропогенного воздействия, полезно и нужно во всех смыслах.

А если говорить о том, что нужно серьезно готовиться к тому, что климат изменится, то решать надо совсем другие проблемы. Например, искать места на планете, которые даже в условиях глобального потепления останутся удобными для жилья. Чем хороша была бы глобальная экономика, так это тем, что такие вопросы в ней можно было бы решать. Чтобы решить проблему выживания человека в условиях изменившегося климата, надо менять подходы и готовится жить в других условиях и местах обитания. А не просто отказываться от газа и угля в электроэнергетике.

«Из Байкала в 2001 году зачем-то сделали аквариум»
«Из Байкала в 2001 году зачем-то сделали аквариум»

Заведующий лабораторией гидроэнергетических и водохозяйственных систем ИСЭМ СО РАН им. Мелентьева (Иркутск), доктор технических наук Вячеслав Никитин – о расхожих мифах, сложившихся вокруг темы регулировании уровня Байкала, углублении водозаборов в нижнем бьефе Иркутской ГЭС, необходимости отказа от «метрового диапазона» и тех уроках, которые всем нам предстоит сделать из экстремального маловодья на озере.

Уйти с пониженной отметки
Уйти с пониженной отметки

Единственная крупная ГЭС, принадлежащая региону – Татарстану, почти четыре десятилетия работает на пониженных напорах из-за недостроенного водохранилища. Споры о том, наполнять ли его до проектной отметки или оставить на нынешней, «временной», давно перешли в хроническую стадию. «Кислород.ЛАЙФ» разбирался, почему этот гидроузел все-таки лучше достроить, чего бы этого не стоило. Внимание: большой лонгрид.

Александр Попов Учредитель и шеф-редактор «Кислород.ЛАЙФ»
Если вам понравилась статья, поддержите проект